ВВЕДЕНИЕ В ЛИТУРГИЧЕСКОЕ ПРЕДАНИЕ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ

Воробьев Владимир Иванович

Можно сказать, что кроме, конечно, каких-то особенных случаев, исключительных, это недостойное совершение служения может отражаться и на народе Божием, на тех людях, которые приходят к этому священнику. И тому в жизни много доказательств. Если священник плохо вас исповедует, вряд ли вы уйдете с исповеди с облегчением. Если священник плохо служит, то вы не почувствуете того, что вы должны почувствовать на литургии. Это не может не сказываться на людях. Если на глазах твоих воруют, а ты видишь и молчишь, то являешься соучастником воровства; на твоих глазах кого-то убивают, а ты посмотрел и пошел дальше, — значит, ты покрыл этого убийцу, ты промолчал и таким образом соучаствовал с ним. Так и здесь, если священник беззаконно живет и народ никак не выражает своего отношения, а только — «Батюшка, батюшка, благословите», то это есть потаковничество, некое соучастие в этом беззаконии. Народ Божий не должен быть равнодушным к этим явлениям.

Конечно, тут нужно обязательно оговориться, что есть очень тяжелая опасность начать судить священника,

судить духовенство, подумать, что у нас есть право судить священников или епископов… Это очень тяжкое искушение. Как всегда, жизнь как бы по острию ножа ведет нас — и там ошибка, и там ошибка, и ошибка очень пагубная. Мы очень часто вместо того, чтобы совершить подвиг искания истины, чтобы найти путь ответственный, но более истинный, стараемся идти более легким путем. Поэтому-то обычно и говорят: «Не твое дело священника судить, никого судить нельзя. Какое твое дело, кто там служит, ты ходи в Церковь, молись, никого не осуждай». С духовной точки зрения это правильно тогда, когда мы думаем о душе конкретного человека, ему лучше никого не осуждать. Но если весь народ будет так всегда безмолвствовать в ответ на всякие беззакония, то получится плохо. Мы имеем на сегодняшний день массу совершенно ужасных случаев. Часто рассказывают, что вот батюшка, например, имеет две семьи: здесь у него одна семья, а там другая, и там и здесь жена, и там и здесь дети, и он мечется между этими двумя домами, а в промежутках служит литургию. Об этом все знают, но он продолжает служить. Почему? Потому что он умеет договориться с начальством, и его там держат, он умеет устроить легкую жизнь. А народ? Куда народу деваться, если другой церкви нет. А дурной священник пользуется потаковничеством. Если бы народ ему сказал: как тебе поступать — Бог тебе судья, но служить с тобой литургию мы не можем. Может быть, Господь тебя оправдает, может быть, ты покаешься, но пока служить литургию мы не можем, из твоих рук причащаться мы не будем. Если бы народ так сказал, уверяю вас, все было бы по-другому. Так что нужно уметь, не допуская в свое сердце осуждение, а лучше жалея этого грешного человека, не соучаствовать в его грехах. Недаром говорится: «Каков поп, таков и приход», или наоборот, есть такая древняя поговорка: «Каждый народ достоин своего правителя». Так же можно сказать и про приход и про общину: «Каждая община, каждый приход достоин своего священника». Если будет ревность о Боге, о святой жизни в народе Божием, то и священники будут другие.

Для священников сохранились литургические нормы первых христианских времен: священник причащается Святых Христовых Тайн, как в древности, священники исповедываются не перед каждой Литургией и многое другое. И вот, для священника сохранились и другие нормы нравственной жизни. Например, для священника невозможен второй брак. Если человек уже состоял в двух браках, то он не может быть рукоположен. Если священник овдовел, то он не имеет права жениться вновь. Более того, если он никогда не был женат и был рукоположен, то он жениться не имеет права (целибат). После Таинства священства, когда он отдал себя Богу, он уже не может думать о женитьбе. Таинство священства является концом его личной жизни. Есть еще одна удивительная и очень важная норма: если случилось такое несчастье, что жена священника изменила ему, то правило повелевает: если священник примет после этого ее, то да будет воспрещен в служении… Он может ее только простить, но его семейная жизнь на этом кончилась.

Нередко молодые люди приходят в Церковь с желанием помогать, читать, петь, прислуживать, еще далеко не устроив своей личной жизни. Очень часто норма оборачивается своей противоположностью, если она опережает духовное содержание того события, для которого является формой. В данном случае имеет место некое несоответствие древнему порядку. Тем не менее, новый порядок Церковью уже как-то принят, мы уже примирились с ним и спокойно воспринимаем и чтецов, и иподиаконов в стихарях, хотя они еще не имеют хиротесии.

Таинство Евхаристии

В день Пятидесятницы благодать Святого Духа почила на апостолах в виде огненных языков, и они получили особенные дары чудотворений, дар языков, исцелений, прозорливость. После Пятидесятницы началась Евхаристическая жизнь Церкви. С этого момента апостолы и те, кто крестился по их слову, сознают, что в их жизни центральное место должна иметь Евхаристия. В этом Таинстве они непосредственно ощущали особенные благодатные дары, действие благодати Божией.

Хотя они продолжают обычную для каждого иудея храмовую жизнь, и было бы немыслимо для них прервать эту традицию, но, тем не менее, приходит нечто новое, что не сразу получает название. Это «День Господень», воскресенье, когда они вместе собираются на вечерю, т. е. вечернюю трапезу. На этой вечере они совершают всегда Таинство Церкви, которое потом стало называться Евхаристией, то, что заповедал им Господь творить в Его воспоминание. От пасхальной ветхозаветной трапезы, которая совершалась только один раз в год, остается последняя ее часть, когда Господь преподал им хлеб и вино со словами: «Приимите, ядите, сие есть Тело Мое. И взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все; Ибо сие есть Кровь Моя нового завета, за многих изливаемая во оставление грехов» (Мф, 26, 26-28). Таинство это было для них чрезвычайно важным, они ощущали в этом Таинстве свое соединение со

Христом. Они относились к нему с особенным благоговением, конечно, молились, вспоминали, что было с ними в течение 3 лет, когда они ходили с Господом, просили помощи в своих делах, тем более, что сразу же и их жизнь стала служением этому миру: они привлекали множество людей ко Христу, вызывая вражду иудеев к всего языческого мира. Жизнь их была трудной, и они обращались ко Христу с молитвой, каждый молился от всего сердца.

Естественно, не было никакого чина, кроме того, который остался от Тайной Вечери, может быть, каждый апостол совершал Таинство даже немного по-своему, оставаясь верным только самому главному, детали менялись. В тот момент не ощущалось потребности узаконить какой-то чин, создать чинопоследование, никто не записывал молитв. Каждый апостол, уходя, уносил с собой это Таинство и совершал его. И оно все шире распространялось среди христиан, и делалось все более значительным. Вскоре в Иерусалиме появляется епископ — апостол Иаков, брат Господень по плоти, он упомянут в Евангелии: «Вот Матерь и братья Твои», и сначала эти братья не верят, что Иисус есть Мессия. Они знали Его с детства и сомневались в Нем. Но потом Иаков и Иуда стали верными учениками Христа, Его апостолами. В Новом Завете сохранились их послания. В Послании Иуда называет себя только братом Иакова, подчеркивая, что он раб Христов: для того, чтобы подтвердить истину, что настоящего родства, подразумеваемого под словом «брат», здесь не было. Апостолы Иаков и Иуда были детьми Иосифа Обручника.

Праведная жизнь первого иерусалимского епископа Иакова, особенная близость ко Христу дают ему особый авторитет. Он почитается одним из главных, старших апостолов. До нас дошел чин Литургии апостола Иакова. По-видимому, апостол Иаков уже составил некое чинопоследование, и, может быть, не сразу, по прошествии нескольких лет. Впоследствии этот чин был дополнен, развит, но продолжал носить имя апостола Иакова. Скорее всего, апостол Иаков составил только центральную часть этого чина.

Постепенно христиане в разных местах ощутили необходимость введения такого чина Литургии. Довольно легко можно себе представить, почему так получилось. Когда Литургию совершали апостолы и их ближайшие преемники, и жизнь Церкви была совершенно харизматичной, т. е. все в Ней совершалось по вдохновению от Духа Святого, тогда не было нужды в каком-то канонизированном чинопоследовании. Приходил святой и молился, как ему Бог на душу положит. Где Дух, там свобода. И мы теперь не решимся поправлять святого, когда он будет молиться. Например, о. Иоанн Кронштадтский добавлял в Литургию очень много своих молитв, и никто не делал ему замечаний, потому что его святость была очевидна, и было понятно, что все, что он делает, он делает по соизволению Божию, по благословению от Духа Святаго. Но когда христиан становится больше, когда апостолы уходят от них, сменяется поколение, то появляется опасность, что придут люди уже не столь святые и не имеющие таких благодатных даров и начнут пользоваться этой свободой, и что-то изменят произвольно и внесут какие-то свои недуховные мысли и слова. Возникает желание сохранить то устное предание, которое дошло от апостолов. Естественно, люди начинают записывать молитвы и беречь их, и составляется какой-то чин, какое-то чинопоследование, которое редактируется, дополняется, совершенствуется, но уже несет в себе некоторую охранительную функцию. Оно хранит самую главную, самую центральную часть Литургии.

До нас дошло «Слово» св. Прокла, патриарха Константинопольского, который был учеником и келейником св. Иоанна Златоуста. Св. Прокл говорит, что св. Василий Великий, видя Литургию св. ап. Иакова слишком длинной и трудной для народа, сократил ее. Следовательно, мы можем сказать, что в IV веке Литургия ап. Иакова дошла до христиан уже в весьма разработанном виде и была продолжительной. Её чинопоследование сохранилось и до нашего времени, вероятно, тоже не полностью, но во многих чертах.

Потом уже св. Иоанн Златоуст решил, что Литургия Василия Великого тоже слишком длинна и трудна для восприятия народного, и он ее вновь сокращает, причем сокращает не просто, так сказать, вычеркивая из молитв какие-то части, какие-то слова, а сокращает ее, заменяя молитвы новыми, которые тождественны им по смыслу, но гораздо короче.

И вот из множества Литургий, которые были известны в первые века, в разной степени сохранности до нас дошло несколько десятков. Это Литургии, которые носят имена разных апостолов, Литургии разных стран, народностей. Из многих этих Литургий до нашего времени в Православной Церкви употребляются три Литургии: апостола Иакова, Василия Великого и Иоанна Златоустого, причем Литургия ап. Иакова фактически тоже вышла из употребления, но она иногда совершается, например, в Петербурге (23 окт./5нояб. в Петербургской Духовной Академии). В церковном уставе у нас имеются две полных Литургии — Василия Великого и Иоанна Златоуста. Эти Литургии относятся к так называемому Византийскому типу. Вообще литургическое предание чрезвычайно обширно, это целая большая наука, и можно изучать Литургию очень долго и сколь угодно глубоко. Она всегда является предметом изучения, и написаны десятки и сотни книг по Литургии на разных языках. Замечательные работы появлялись и в XX веке, в частности, некоторые очень интересные работы и в нашей Церкви. В «Богословских трудах» была напечатана статья Н. Д. Успенского, нашего богослова-литургиста, посвященная сравнению наших Литургий Василия Великого и Иоанна Златоуста с католической мессой.