Введение в общую психологию
Шрифт:
Во втором десятилетии нашего века, т. е. спустя немногим более 30 лет после основания научной психологии, в ней произошла революция: смена предмета психологии. Им стало не сознание, а поведение человека и животных.
Дж. Уотсон, пионер этого нового направления, писал: «…психология должна… отказаться от субъективного предмета изучения, интроспективного метода исследования и прежней терминологии. Сознание с его структурными элементами, неразложимыми ощущениями и чувственными тонами, с его процессами, вниманием, восприятием, воображением – все это только фразы, не поддающиеся
На следующей лекции я буду подробно говорить об этой революции. А сейчас рассмотрим, какой оказалась судьба сознания в психологии. Удалось ли психологии полностью порвать с фактами сознания, с самим понятием сознания?
Конечно нет. Заявление Дж. Уотсона было «криком души» психолога, заведенного в тупик. Однако после любого «крика души» наступают рабочие будни. И в будни психологии стали возвращаться факты сознания. Однако с ними стали обращаться иначе. Как же?
Возьмем для иллюстрации современные исследования восприятия человека. Чем они в принципе отличаются от экспериментов интроспекционистов?
И в наши дни, когда хотят исследовать процесс восприятия, например зрительного восприятия человека, то берут испытуемого и предъявляют ему зрительный объект (изображение, предмет, картину), а затем спрашивают, что он увидел. До сих пор как будто бы то же самое. Однако есть существенные отличия.
Во-первых, берется не изощренный в самонаблюдении профессор-психолог, а «наивный» наблюдатель, и чем меньше он знает психологию, тем лучше. Во-вторых, от испытуемого требуется не аналитический, а самый обычный отчет о воспринятом, т. е. отчет в тех терминах, которыми он пользуется в повседневной жизни.
Вы можете спросить: «Что же тут можно исследовать? Мы ежедневно производим десятки и сотни наблюдений, выступая в роли «наивного наблюдателя»; можем рассказать, если нас спросят, обо всем виденном, но вряд ли это продвинет наши знания о процессе восприятия. Интроспекционисты по крайней мере улавливали какие-то оттенки и детали».
Но это только начало. Экспериментатор-психолог для того и существует, чтобы придумать экспериментальный прием, который заставит таинственный процесс открыться и обнажить свои механизмы. Например, он помещает на глаза испытуемого перевертывающие призмы, или предварительно помещает испытуемого в условия «сенсорного голода», или использует особых испытуемых – взрослых лиц, которые впервые увидели мир в результате успешной глазной операции и т. д.
Итак, в экспериментах интроспекционистов предъявлялся обычный объект в обычных условиях; от испытуемого же требовался изощренный анализ «внутреннего опыта», аналитическая установка, избегание «ошибки стимула» и т. п.
В современных исследованиях происходит все наоборот. Главная нагрузка ложится на экспериментатора, который должен проявить изобретательность. Он организует подбор специальных объектов или специальных условий их предъявления; использует специальные устройства, подбирает специальных испытуемых и т. п. От испытуемого же требуется обычный ответ в обычных терминах.
Если бы в наши дни явился Э. Титченер, он бы сказал: «Но вы без конца впадаете в ошибку стимула!» На что мы ответили бы: «Да, но это не «ошибка», а реальные психологические факты; вы же впадали в ошибку аналитической интроспекции».
Итак, еще раз четко разделим две позиции по отношению к интроспекции – ту, которую занимала психология сознания, и нашу
Эти позиции следует прежде всего развести терминологически. Хотя «самонаблюдение» есть почти буквальный перевод слова «интроспекция», за этими двумя терминами, по крайней мере в нашей литературе, закрепились разные позиции.
Первую мы озаглавим как метод интроспекции. Вторую – как использование данных самонаблюдения.
Каждую из этих позиций можно охарактеризовать по крайней мере по двум следующим пунктам: во-первых, по тому, что и как наблюдается; во-вторых, по тому, как полученные данные используются в научных целях. Таким образом, получаем следующую простую таблицу.
Таблица 1
Итак, позиция интроспекционистов, которая представлена первым вертикальным столбцом, предполагает раздвоение сознания на основную деятельность и деятельность самонаблюдения, а также непосредственное получение с помощью последней знаний о законах душевной жизни.
В нашей позиции «данные самонаблюдения» означают факты сознания, о которых субъект знает в силу их свойства быть непосредственно открытыми ему. Сознавать что-то – значит непосредственно знать это. Сторонники интроспекции, с нашей точки зрения, делают ненужное добавление: зачем субъекту специально рассматривать содержания своего сознания, когда они и так открыты ему? Итак, вместо рефлексии – эффект прямого знания.
И второй пункт нашей позиции: в отличие от метода интроспекции использование данных самонаблюдения предполагает обращение к фактам сознания как к явлениям или как к «сырому материалу», а не как к сведениям о закономерных связях и причинных отношениях. Регистрация фактов сознания – не метод научного исследования, а лишь один из способов получения исходных данных. Экспериментатор должен в каждом отдельном случае применить специальный методический прием, который позволит вскрыть интересующие его связи. Он должен полагаться на изобретательность своего ума, а не на изощренность самонаблюдения испытуемого. Вот в каком смысле можно говорить об использовании данных самонаблюдения.
После этого итога я хочу остановиться на некоторых трудных вопросах. Они могут возникнуть или уже возникли у вас при придирчивом рассмотрении обеих позиций.
Первый вопрос, которого мы уже немного касались: «Что же, раздвоение сознания возможно или нет! Разве невозможно что-то делать – и одновременно наблюдать за тем, что делаешь?» Отвечаю: эта возможность раздвоения сознания существует. Но, во-первых, она существует не всегда: например, раздвоение сознания, невозможно при полной отдаче какой-либо деятельности или переживанию. Когда же все-таки оно удается, то наблюдение как вторая деятельность вносит искажение в основной процесс. Получается нечто, похожее на «деланную улыбку», «принужденную походку» и т. п. Ведь и в этих житейских случаях мы раздваиваем наше сознание: улыбаемся или идем – и одновременно следим за тем, как это выглядит.