Введение в социальную философию
Шрифт:
Особое значение для генезиса, функционирования и развития социальных систем имеют, по Сорокину, нормы права и морали, которые рассматриваются им как первопричина и основа консолидации социальных групп. "Правовые и моральные нормы группы, - пишет Сорокин, - определяют поведение, отношения, собственность, преимущества, повинности, функции и роли, социальный статус и позиции своих членов. Все эти характеристики производны от соответствующих правовых и моральных норм группы"64.
Именно благодаря дистрибутивной и организационной функции норм возникают системы "стратификации любой организованной группы с ее унилинейным или мультилинейным характером, все формы отчетливой
Итак, мы видим, что похвальное стремление Сорокина избежать редукционизма, доказать несводимость социального взаимодействия к его природному субстрату заканчивается абсолютизацией сознания, которое рассматривается как субстанция коллективной деятельности, порождающая и определяющая все многообразие ее явлений, их связи и зависимости между собой. Именно такое понимание сознания, унаследованное Сорокиным от Платона, Николая Кузанского, Гегеля становится основой его функциональной концепции общества, социальной динамики и философии истории.
Как понимает читатель, мы не собираемся возражать против самой логики субстанциального взгляда на социум, принимая его целиком и полностью. Однако, разделяя такой подход, мы рассматриваем сознание не как самодостаточную субстанцию общества, а как атрибут иной, подлинной субстанции - целенаправленной человеческой деятельности, непредставимой без сознания, включающей его в себя в качестве необходимого информационного механизма, но все же не сводящейся к нему во всех своих значимых проявлениях.
Субстанциализацию сознания Сорокиным мы воспринимаем как неправомерную абсолютизацию роли идеального в общественной жизни людей. Признаемся, что в данном вопросе наши симпатии находятся, скорее, на стороне Маркса, придерживающегося иного взгляда на эту роль. Однако эти симпатии отнюдь не безоговорочны, так как десубстанциализация сознания, осуществляемая Марксом, заходит слишком далеко, приводит к необоснованному умалению его роли в реальной жизни людей. Кратко поясним сказанное.
Как мы помним, Маркс не склонен отрицать тот факт, что отличие человеческой деятельности от природных процессов связано именно с наличием сознания, способностью людей (в отличие от пчел) строить "в голове" то, что потом будет построено в реальности. Маркс - в отличие от некоторых своих последователей - охотно соглашается с тем, что сознательные цели человека "как закон определяют способ и характер его действий", т. е. являются действительной причиной социальной деятельности, существенно влияющей на ее результаты.
Вместе с тем Маркс убежден в том, что вера во всесилие сознания, его способность по своему "хотению" или по собственным имманентным законам определять строение, функционирование и развитие социальных систем есть наивный взгляд на общество, не понимающий, что далеко не все явления общественной жизни могут быть выведены из сознания людей и объяснены им.
Соглашаясь с такой оценкой, мы утверждали и утверждаем, что к сознанию не могут быть сведены уже простейшие элементы действия, представленные ее субъектами и объектами.
Так, большой натяжкой является попытка Сорокина рассматривать в качестве модуса сознания любые явления социальной предметности - не только знаковые объекты, действительно представляющие собой опредмеченное сознание, но и вещи как средства практической адаптации человека в мире.
Конечно, мы должны были согласиться с Сорокиным в том, что в качестве
Все так, и все же не сознание является первопричиной этих вещей, а та объективная надобность в них, которая вытекает из природы человека как "предметного существа". Иными словами, первопричиной вещей следует считать не опредмеченные в них значения (как в этом убежден Сорокин), а объективированные в них функции, нереду-цируемые к идеальным факторам деятельности. Конечно, лекарство от рака может быть создано только усилиями научного сознания, однако функциональная надобность в таком лекарстве есть выражение некоторых свойств человека, которые явно выходят за рамки его сознания.
Речь идет, как догадался читатель, о уже рассматривавшихся нами выше потребностях и интересах, которые в качестве адаптивных алгоритмов деятельности отличны от сознания, первичны по отношению к нему, определяют его содержание. Будучи объективными свойствами субъекта, такие потребности и интересы мешают нам редуцировать к его сознанию, заставляют нас видеть в родовой природе людей отличные от него факторы, оказывающие принудительное воздействие на идеальные программы поведения.
Именно это положение акцентировал К. Маркс, утверждавший: "...меня определяют и насилуют мои собственные потребности, насилие надо мной совершают не нечто чуждое, а лишь моя собственная природа, являющаяся совокупностью потребностей и влечений..."66 Непонимание этого обстоятельства есть результат поверхностной самооценки людей, которые "привыкли объяснять свои действия из своего мышления, вместо того, чтобы объяснять их из своих потребностей (которые при этом, конечно, отражаются в голове, осознаются), и этим путем с течением времени возникло то идеалистическое мировоззрение, которое овладело умами в особенности со времени гибели античного мира"67.
Обратное воздействие сознания на потребности человеческих индивидов, способность "подбирать" их под некий сознательно избранный образ жизни не меняют общей картины вещей. Во-первых, свобода такого выбора не является абсолютной, поскольку ограничена константами родовой природы человека, т. е. представляет собой, как мы пытались показать выше, возможность ранжировать предписанные нам потребности, а вовсе не отказываться от них. Во-вторых, такая свобода существенно ограничена устойчивыми статусно-ролевыми характери1 стиками субъекта, создаваемыми не сознанием людей, а их включенностью в систему общественного распределения деятельности (разделения труда и собственности на его предметные средства), о чем следует сказать особо.
В самом деле, нередуцируемость к сознанию, свойственная уже элементарным формам деятельности, не исчезает и в случае с ее сложными формами, основанными на взаимодействии людей. Интегральные реалии общественной жизни, которые возникают в процессе такого взаимодействия, устойчивые, воспроизводимые субъект-субъектные связи между людьми - как и вещи, не могут считаться простым порождением сознания.
Вопрос о функциональном статусе таких отношений решается Сорокиным с завидной простотой - он или игнорирует их существование в качестве неидеальной компоненты совместной человеческой деятельности или рассматривает их как инобытие сознания.