Введение в социальную философию
Шрифт:
И тем не менее существует как минимум один аспект исторических событий, в котором они субстанциально зависимы от человеческого сознания. Речь идет об их генезисе, ибо любую войну можно начать, а можно не начинать, заранее капитулировав перед врагом, признав неизбежность поражения. В этом плане мы не можем считать астрономически непреложным, не зависящим от сознания людей ни одно событие истории, сколь бы масштабным оно ни было, сколь бы ни велика была вероятность его осуществления.
Теория, учитывающая это обстоятельство, может предложить лишь набор более или менее вероятных вариантов, "сценариев", по которым способно пойти реальное развитие событий. Она может и должна указать на те варианты, которые в наибольшей степени соответствуют объективным потребностям
В сфере же объективно возможного (только и интересующего ученых) мы должны признать отсутствие объективной предопределенности в возникновении событий, становящихся результатами человеческой деятельности. Понимая, какие именно причины заставляют бороться различные социальные силы современной России, мы не можем с такой же определенностью сказать, чем именно кончится эта борьба, кто окажется в ней победителем (и будут ли в ней победители вообще).
Более того, предметом подобной неопределенности может служить история человечества в целом, если учесть, что до самого последнего момента само ее продолжение, физическое существование людей на Земле зависело от трезвости политиков, их способности преодолеть катастрофическую по последствиям взаимную подозрительность. И до сих пор весь социальный мир со всеми его формациями, цивилизациями, культурами зависит от флуктуаций, "выбросов" самого сознания в виде столь естественного человеческого "права на ошибку" увы, простой неосторожности операторов или недостаточной компетенции конструкторов, как показал печальный опыт Чернобыля, может хватить для того, чтобы привести человеческую историю к досрочному завершению.
По сути дела так же обстоит дело и с безличными структурами человеческой деятельности, обладающими, как мы пытались показать на всем протяжении нашей книги, объективными, не зависящими от воли людей законами существования. И все же мы полагаем, что эти законы распространяются по преимуществу на функционирование и развитие уже ставших структур, но не предопределяют с астрономической непреложностью сам факт их возникновения.
Это понятно уже на уровне событий когда каждый родившийся человек становится неотвратимо смертным, что не означает, конечно же, неотвратимости его рождения. Империя Александра Македонского, возникнув, была обречена на распад, но нельзя считать предопределенным само ее возникновение. То же касается и организационных типов общества: так, по утверждению многих историков, институт рабовладения (в его античной форме, столь повлиявшей на весь ход дальнейшей истории человечества), возникнув и утвердившись, развивался по "неотвратимым" объективным законам - чего нельзя сказать о самом факте его возникновения, которое определилось стечением многих обстоятельств, отнюдь не обладавших неотвратимостью солнечного затмения.
Все сказанное заставляет нас весьма настороженно относиться к той версии материалистического понимания истории, согласно которой общественное развитие имеет "естественно исторический характер". Убеждение в том, что субстанциальная независимость от воли людей распространяется не только на причины, но и на результаты исторического движения, приводит к весьма спорному взгляду на историю как на неуклонную смену способов производства и основанных на них общественно-экономических формаций (имеющую в финале неотвратимое, заранее предписанное наступление социализма и коммунизма).
Конечно, сторонники подобного взгляда, как мы увидим ниже в философско-историческом разделе нашей работы, прибегают к множеству оговорок, призванных смягчить эту идею, ограничить ее применимость лишь сменой глобальных исторических
Вернемся, однако, к Питириму Сорокину. Очевидно, что критика теорий, пытающихся представить общественные отношения между людьми как не зависящую от их воли материальность, не дает никаких оснований для другой характерной для него крайности. Мы не можем считать, что субтанциальной первоосновой таких отношений является сознание, по собственному усмотрению создающее и меняющее типы экономической, социальной или, политической организации. Нельзя воспринимать - как это делает Питирим Сорокин - возникновение ремесленников и торговцев, помещиков и крепостных (слава Богу, что не мужчин и женщин!) как прямое и непосредственное следствие принятия обществом тех или иных юридических норм, правовых установлений. Как и во всех других случаях, первопричиной этих реалий общественной жизни является не сознание, а потребности действующих субъектов и исторически конкретная система их интересов, через которую проявляются эти потребности.
Не принимая этого утверждения, Сорокин рисует заведомо неточную картину социального взаимодействия, генезиса и функционирования его институциональных форм. Мысль о том, что единственной причиной и основой консолидации людей являются духовные значения, не выдерживает серьезной критики.
Прежде всего игнорируется тот факт, что многие социальные группы, именуемые в социологии историческими общностями людей, складываются сугубо стихийным образом, без участия сознания, планирующего и программирующего этот процесс, как это происходит в случае с генезисом разнообразных организаций.
Характерно, что Питирим Сорокин частично учитывает это обстоятельство, связывая его с различием между реальными и "как бы организованными" группами, о котором уже говорилось выше. Рассматривая в качестве таких групп крепостных крестьян, с одной стороны, и помещиков, с другой, он признает, что "большинство членов каждой из этих групп, особенно крепостных, может не находиться в сколь-нибудь близком взаимодействии друг с другом, может не знать о существовании друг друга, может не иметь единого руководства. И все же, благодаря объективно навязанным условиям, все крепостные вынуждены думать и действовать как крепостные, страдать каждый от тех же условий, иметь тех же угнетающих господ и стремиться к освобождению от угнетения"72.
Но какова же причина, создающая ту объективную общность условий, которая соединяет не связанных целенаправленным взаимодействием людей? Ответ, предлагаемый Сорокиным, чрезвычайно прост: "Приняв закон, который предоставляет существенные привилегии одной части населения и навязывает серьезное лишение прав, к примеру, крепостное право, другой его части, мы создаем группы помещиков и крепостных"73. Ни разделение труда, ни распределение собственности, не говоря уж о вызывающих их причинах, не упоминаются Сорокиным, который верен своему принципу: by passing a low... groups are created.
В действительности отнюдь не идеи, ценности и нормы являются первопричиной организации людей, их дифференциации и стратификации в социальных коллективах. Особенно важно понимать, что это касается не только исторических общностей, но и реальных организаций, сознательно создаваемых людьми.
Очевидно, к примеру, что в отличие от классов, возникших вполне стихийно, существовавших тысячелетия до того, как их существование было зафиксировано сознанием, государство как утверждал Ф. Энгельс, "изобретается" людьми. Люди не могут лечь спать в обществе, в котором отсутствовал институт публичной власти, и проснуться в невесть откуда взявшейся системе государственного управления.