Вверх тормашками в наоборот-2
Шрифт:
Никаких мук совести, никаких правил и честности, если дело касается цели. Это касалось мелочей, но никогда не попирало главного. На сделку со своими принципами, внутренними барьерами и рубежами Леванна не шла никогда.
Она не любила вспоминать родных. Всего лишь кровь, от которой никуда не деться. Давно поняла: есть родные, а есть близкие. Научилась хорошо разграничивать эти понятия и не мучиться выбором.
Если в ней нуждалась семья, Леванна помогала. Без лишних стенаний и неудовольствия. Это как выполнить грязную работу – просто есть слово «надо».
Если
Она знала: иногда люди не стоят затраченных на них усилий, но всегда поддавалась порывам души и выкладывалась. Что оставалось после на донышке? Не важно. Радовалась, когда могла скрывать опустошённость и делать вид: ей ничего не стоило поступить именно так. Небрежно, будто не вывернулась наизнанку, а всего лишь сыграла удачную партию, слегка пошевелив пальцами.
Леванна сравнивала себя с объёмной сумой, из которой всегда можно извлечь что-то нужное, потому что внутри много кармашков, потайных отделений, шкатулок и мешочков. Бесполезное хаотичное, спутанное барахло для тех, кто не понимает. Вечные секреты и удивление для тех, кто знает толк в неожиданных подарках Обирайны.
Она подобрала красавчика не из жалости. Не из холодного расчёта поиметь необходимую физическую силу, хотя нуждалась в дополнительной паре рук. Сейчас бы ей больше пригодились крепкие две пары ног вьючного животного, но выбирать не приходилось.
В нём чувствовался надлом и драма. Она видела трещину, через которую сочилась наружу боль и уходила сила. Милосерднее было бы бросить его в Мёртвых песках, но его упрямство и мрачная решительность очаровали. И потом: она всегда питала слабость к подобным красивым и порочным гайданам. Ничего не могла с собой поделать.
Когда-то, очень давно, может, в прошлой жизни, о которой она вспоминала с лёгкой грустью, один такой же безумно красивый шараканище дал ей второе имя – Джи.
Леванна помнила всё. Помнила каждую мелочь, каждый штришок, но предпочитала набрасывать тонкое прозрачное полотно на тот период. Всё равно что хранить драгоценность, которую ты не имеешь право достать из футляра и надеть, но можешь вволю любоваться.
Она помнила его имя, улыбку, тепло рук, взмах ресниц, привычки и пороки. Помнила, как он любил спать и ерошить волосы. Помнила вкус его всегда горячих губ, но никогда не позволяла себе грустить и упиваться прошлым.
Что было, то прошло. Нет смысла сидеть у потухшего кострища и без конца ковыряться в остывших углях: измажешься, исстрадаешься, но так никогда и не добудешь искру, что подарит тепло или что-то стоящее.
Есть дороги – они лечат печали. Они помогают находить новые возможности. И даже если ты иногда оглядываешься назад, то делаешь это всего лишь из желания хорошо помнить повороты, развилки, широкие тракты, верстовые столбы.
Зная мелочи, никогда больше не попадаешь в расставленные капканы и ловушки, умеешь их обходить. А если обойти не удаётся, умеешь обезвредить опасности.
«Джи! – кричал, сверкая глазами шараканище из прошлого, – Ты как исправная
Он остался там, на одной из дорог. От него – только второе имя да белозубая улыбка в закоулках памяти. Она не отказалась ни от первого, ни от второго. Как никогда не отказывалась от путей и ответственности.
Этот Лерран ничем не походил на того, кто растворился в паутине вытоптанных и проложенных трактов Зеосса. Разве что безупречной красотой, от которой невольно замирает сердце.
Она слышит его надсадное дыхание за спиной. Знает: ему тяжело. Знает: он очень слаб, а позже сил станет ещё меньше, но не собирается жалеть. Иначе не было смысла его спасать.
– Давай, давай, раб! Не отставай! Шевелись, двигайся! – бормочет она периодически, подхлёстывая, подгоняя. И, возможно, благодаря невольной злости красавчик до сих пор не упал.
Он не сбивал её с ног и не ломал шею не из-за нехватки дурной силы в руках. Ему нужно выбраться из песков. И пока разливается коричнево-жёлтое море, она может идти впереди, не опасаясь, что злющий шаракан вцепится ей в глотку, желая испить крови.
Леванна не обольщается на его счёт. От слабости и проклятья, что висит над ним чёрным облаком, она смогла увидеть Лерранову сущность, прочитать то, что он не особо прятал, и то, что хоронил от самого себя. (1f101)
Откуда берётся вязь в груди? Вязь из сложных узоров, переплетающихся веточек, листочков, тугих бутонов, что готовы превратиться в цветы небывалой красоты?
Откуда рождается музыка дорог? Откуда берутся силы переставлять ноги? Откуда рождается чутьё, позволяющее находить единственно правильный путь?
Леванна не знала ответов, но зато умела прислушиваться и слышать, открывать глаза и видеть, делать шаги и выбирать ту самую верную карту, имя которой – козырь.
Глава 39 Первая жертва
Дара
Мы двигались как-то очень легко, без приключений, но я видела, как хмурится Геллан, как чётче проступает вертикальная чёрточка между его идеальных бровей. Видела тёмные круги усталости под глазами, отчего они казались ещё ярче: светились какой-то лихорадочной синевой, и я ловила себя на мысли, что всё чаще хочу зажмуриться, чтобы не поддаваться их колдовскому свету.
Нам снова пришлось сделать крюк. Свернули куда-то в сторону, подальше от селений. И всё это молча, без объявления дальнейших действий.
– Мы едем в Обитель стакеров. Настаёт время расстаться с Файгенном, – разомкнул божественные уста Геллан. Видать, я опять фонила мыслями, как прохудившийся чайник.
Да. Кому-то надо ехать, а кому-то – осесть на новом месте. Генка продолжал от меня бегать, будто я чума ходячая, но я огорчилась, узнав, что скоро мы расстанемся.
Дорога всё упрощала. Мы как горошины, когда-то рассыпанные по свету, вдруг находили друг друга, чтобы на какое-то время соединиться, стать снова единым стручком. Как семья, где у каждого – своя роль.