Вверх тормашками в наоборот-3
Шрифт:
Невысокие, но крепкие, широкие в кости и могучие в плечах, они походили на близнецов: почти одинаковый рост и склад фигур, седые волосы копной над высокими лбами. Улыбались они тоже одинаково: от уха до уха, показывая желающим крепкие крупные зубы.
– Кажется, девочка попала в беду, – бросил Ёрш Моту, разглядывая, как Леванна Джи сползает с коня.
– И поиздержалась в пути, – поцокал Мот, не двигаясь с места.
– А ещё припёрла на наш порог полупокойника с дыркой в плече, – поддакнул Ёрш товарищу.
– Нехорошая такая дырка. И от коней, как я понимаю,
Они всегда так общались: разговаривали друг с другом, доводя порой людей до ослепительного бешенства.
– Хватит болтать, – прервала их диалог, что мог длиться бесконечно, Леванна. – Я опустошена, ему нужна помощь, – мотнула головой в сторону Леррана, что безвольно висел на коне, – нас могут искать. Тёмные братья.
Тавернщики синхронно присвистнули, но по азарту в их глазах Леванна видела: эти ни за что не откажутся обвести вокруг пальца самих тёмных братьев.
– Тогда коней лучше на колбасу, – меланхолично заметил Ёрш.
– Жаль. Хорошие кони-то…
Больше она ни о чём не беспокоилась – провалилась в темноту, предоставляя друзьям заботиться обо всём самостоятельно. Главное – Леванна Джи предупредила об опасности, а уж остальным эта парочка может заняться и без её участия. Им только в радость: наконец-то до уютной таверны дошёл дух приключений, от которого не отказываются старые бойцы.
Лерран
Он пришёл в себя в темноте – очень глубокой и плотной. Сразу подумалось: может, это уже смерть? Переход из одного мира в другой? Но тело болело, а значит, он жив.
Пошевелился, пытаясь разобраться в ощущениях. И тут же почувствовал движение воздуха. Загорелся огонёк светильника. Лерран прикрыл глаза – слишком ярко после тьмы.
– Очнулся? – Леванна выглядит похудевшей: кожа на скулах натянута так, что кажется, тронь – и зазвенит. Да и вообще вид у неё измученный.
– Сколько я провалялся? – ему не удалось произнести слова чётко: голос подвёл, вышло натужное сипение с фальшиво-визгливыми нотами.
Лерран поморщился. Не любил неидеальность. Ненавидел собственную беспомощность. Он бы злился, но был настолько слаб, что не мог пошевелить отяжелевшими конечностями, куда уж там испытывать сильные чувства. Тело – бревно, душа – высохшая чурка.
– Четыре дня.
В глазах её промелькнуло то, что заставило его поднять голову и бесчувственное тело. Лерран не понял, как ему это удалось.
– Думала, не выживу? – её жалость будила в нём силу. Словно ледяной водой – в лицо. Миг назад не мог пальцем двинуть, а тут сел – поди ж ты…
Леванна Джи замерла. Лицо разгладилось, стало мягче, словно кто-то невидимый взял в руки тесало и сгладил углы.
– Я никогда не думаю о смерти, если она ходит рядом. Я думаю о жизни, чтобы отвести глаза безжалостной. Ложись, ты слаб ещё, – поправила подушку и несильно надавила на плечи, но Лерран из упорства не захотел подчиниться: дёрнулся всем телом, сбрасывая её руки.
– Я сам решу, слаб я или нет, лечь или встать.
Она не ответила. Отдалилась. Не
А потом подумал: а сколько её осталось, той самой жизни? Почему он маниакально хватается за собственные принципы, когда многое становится неважным, пустым, готовым рассыпаться в тлен?
– Прости, – произнесли его губы. Нет-нет, вряд ли это сказало его сознание. Лерран не помнил, когда последний раз у кого-то просил прощения.
Леванна провела рукой по лицу, будто снимала невидимую паутину, кивнула отстранённо в ответ и вышла.
С её уходом закончился его запал: он рухнул на постель, как будто невидимый кто-то обрезал нити, что удерживали тело вертикально.
В плече ворочался огненный дракон. Жар растекался по телу. Хотелось пить. А ещё – почувствовать прохладную девичью руку на горячем лбу. Никогда ещё он не был так зависим от другого человека. Мозг отвергал и противился, а пустота внутри тянулась за крохотным огоньком во тьме.
Леванна Джи
После того, как Лерран пришёл в себя, дело пошло на лад: потихоньку, со скрипом, но он выздоравливал. Его мучила слабость. Волнами накатывал жар. Рана воспалялась, Лерран бредил, выкрикивал какие-то имена, пытался кому-то что-то доказать, высказывал обиды и вёл себя больше как подросток, чем взрослый мужчина.
Она понимала: через бессознательность прорывается его прошлое, что-то болезненно-уродливое, задвинутое им очень глубоко. Но видать колодец его души решил выплеснуться, как полноводная река из берегов, – выкинуть мусор со дна, чтобы наконец очиститься.
Леванна Джи сомневалась, что Лерран станет другим человеком, когда оправится. Такие не меняются. А если меняются, то нужно что-то помощнее, чем поход через Мёртвые пески или рана от стило Тёмных братьев.
Оставалось проклятье. Оно Леррана или Лерран его? Нельзя прочесть ответ, если не знаешь человека. Он не сдавался – и это позволяло Леванне думать, что всё обратимо.
Пока мужчина выкарабкивался, она медленно восстанавливала силы, прислушивалась к себе, ощущала всплески и радовалась: однажды исчерпав себя, можно надолго, если не навсегда остаться пустой оболочкой.
Жизнь без дара её страшила. Но она глядела на Мота и Ерша – обычных, без уникальных талантов – и понимала: страхи надуманы. Если смотреть на мир проще, всегда находятся простые решения.
Время текло, дни сменялись ночами, затем снова всходило зимнее солнце. Лерран креп, а Леванна считала удары внутреннего хронометра: скоро придет час расстаться. У него свои дороги, у неё – свои.
Она помогала Ершу и Моту по хозяйству, стала вечерами обслуживать столики, наслаждаясь водоворотом удовольствия, что бурлил и притягивал к себе новые лица, красивые голоса, свежие сплетни и отголоски готовящегося празднества: Бергард собирался встречать Праздник Зимы.