Вверх тормашками в наоборот
Шрифт:
Пока я бормотала "отче наш… пресвятая дева Мария… иже на небесех…", ящер длинным когтем подхватил сумку с плеча. Осторожненько так, аккуратно. Как он её выпотрошил не видела, но зато потом вволю налюбовалась другим зрелищем: изогнутый коготь Димона цеплял какие-то камешки, подгребал под себя, а остальные запихивал обратно. Получалось у него ловко, как у счетовода на счётах: щёлк — камень под лапу: клац — камешек в сумку.
— Ты что, брюлики отбираешь?.. — поинтересовалась я.
Димон не счёл нужным свои действия
Я потихоньку отклеила задницу от песка, нацепила сумку на плечо и, пятясь, начала удаляться. Димон не шевелился. Тогда я развернулась и рванула, прихрамывая, вперёд.
— Возвращайсссся, — ударило мне в спину.
Кажется, я с перепугу кивнула, но оборачиваться не стала: упорно ковыляла в сторону, откуда пришла.
По тропе вверх карабкалась быстро, цепляясь руками за кустики, корни, неровности. Не так уж и круто, не так уж и тяжело. Особенно, когда у тебя есть причина побыстрее смотаться подальше на фиг.
Ушан стоял там, где я его оставила. Упрямое чучело обгрызло все близрастущие кусты, довольная морда лучилась счастьем.
— Уууу, предатель!
Мне хотелось наподдать под упитанный зад, но я сдержалась: он-то тут причём, что меня вечно куда-то тянет?..
Ушан обрадовался, затряс ушами, и мне стало стыдно за свой несовершенный порыв.
— Поехали отсюда, — сказала я, усаживаясь в седло.
Ослик послушно потрусил по дорожке. Я оглянулась. Озеро, белый песок, красота. И нет никаких дракоящеров на берегу. Почудилось, не почудилось, приснилось или на самом деле случилось — без разницы. Возвращаться сюда я не собиралась.
Глава 37. Выволочка. Геллан
Геллан издали смотрел на Дару, весело щебечущую о чём-то с местными девчушками. Бешенство. Другого слова он не мог подобрать чувству, что клокотало в груди и с рыком стремилось вырваться наружу. Мила серым пискликом жмётся рядом, пытаясь стать незаметной.
Кажется, Дара почувствовала и обернулась. Улыбнулась и помахала рукой. Ему захотелось пустить Савра в галоп и всласть отшлёпать несносную девчонку. Вместо этого подъезжал медленно, очень медленно, чтобы успокоиться. Почти удалось. Мила тенью следовала за ним.
— Геллан, посмотри, сколько мы украшений сделали!
Глаза блестят, щёки пылают. Сияет улыбкой, как солнце.
Он кивает головой и спешивается. Здоровается с меданами и девочками, ловит взглядом ироничный излом Иранниных бровей. Делает вид, что спокоен.
— Геллан, — жужжит девчонка, как полосатобрюха, — ну не пыхти ты так!
Неужели явно слышно, что он сдерживает дыхание?.. Берёт в руки колье и проводит по бусинкам пальцами.
— Ты так и будешь молчать? — не отстаёт заноза в заднице.
С голосом справиться тяжелее, чем с дыханием, но он пытается.
— Я не молчу.
— Ну да, пыхтишь. Хватит дуться. Ну, удрала, подумаешь… Ничего же не случилось.
Хочется закрыть глаза и посчитать до десяти. Нет, до ста, а лучше — до тысячи.
— А если бы случилось?
— А если б ты вёз патроны? — Дара философски пожимает плечами.
Что такое патроны он не знает и знать не желает. Краем глаза видит, как жадно вытянулись меданьи шеи, как перешушукиваются девчонки. Все ждут представления.
— Пойдём, я покажу тебе интересное место.
Дара делает шажок назад.
— Что-то мне не очень хочется гулять, — осторожно говорит она, — я устала, есть хочу, и вообще…
Не слушая бормотаний, берёт ее за руку и, пытаясь не перейти на широкий шаг, тянет за собой. Дара послушно идёт рядом. Позади слышен общий вздох разочарования.
Когда садик Иранны скрывается за холмом, он останавливается. Смотрит вдаль. Горы белеют снегом. Деловито снуют ткачики, работая, как заведённые. Можно почти не беспокоиться: к возвращению бури многие семьи переселятся в прочные новые дома…
Геллан переводит дух и, полуобернувшись, смотрит на Дару. У девчонки глаза виноватые, но не настолько, чтобы он ей поверил. Молчать смысла нет.
— Дара.
— Что, Геллан?
Видать, Ушан ей родственник: упрямством осло так и разит от Дариных слов.
— Ты не должна убегать.
— Я вообще никому ничего не должна! — сопротивляется девчонка изо всех сил.
Он вздыхает и неожиданно для себя садится на землю, ослабляя шнуровку туго затянутого жилета. Дара тут же камнем падает рядом.
— Я не смогу тебе помочь, понимаешь? — тихо говорит он. — Не смогу, если не буду рядом.
Она сжимает его руку. Ладонь — горячая, пожатие — успокаивающее.
— Чему суждено случиться — случится. И вряд ли ты поможешь, даже если привяжешь меня к себе. Я не могу жить в тюрьме. Мне дышать нечем — понимаешь?..
Он снова переводит дух. Воздух из груди выходит судорожными толчками. Дара права: он пыхтит, шаракан её побери! У каждого своё понимание. И сейчас они пытаются друг другу что-то навязать.
— Ты мне не нянька и не чёртов телохранитель! — гнёт она своё. — Ты не мой папа и даже не брат, которого у меня отродясь не было. И чем больше будешь давить, тем круче я буду сопротивляться. Зачем тебе этот геморрой?
— Что?.. — недоумённо переспрашивает он, заглядывая ей в глаза.
— Головная боль, — торопливо поясняет она.
— Головная боль у вас называется геморроем?
— Ну… можно и так сказать.
Он видит, как подозрительно подрагивают её плечи.
— Ты издеваешься.