Вверх тормашками в наоборот

Ночь Ева

С этими словами я прижала тарелку к груди и пулей выскочила из столовой. Я знала, что он не кинется за мною вслед и не отберет еду, но рисковать не стала.

Естественно, кот опять куда-то провалился. Я глубоко вздохнула и поставила тарелку на пол.

— Еду я принесла. Появишься — можешь набивать пузо.

Вместо кота в комнату протиснулась Мила. Она всегда входила бочком, в узкую щелку, будто просачивалась, стесняясь и боясь, что её выгонят или обругают.

В этот раз

вид у неё был загадочный и весь такой таинственный.

— Яя что-то скажу теебе Даара, — полупропела она тихонько.

Верите? Заинтриговала так, что у меня аж шея удлинилась, как у жирафа.

— Оон тут уже не первый раз.

— Кто?..

— Коош. Геллан его два раза выгонял. А кош появляется. Последний раз он увёз его в Долину. Доолго не было. Ноо кош вернулся. Опять.

— Придурок, — припечатала я и наткнулась на колючие Милины глаза.

Ого. Я даже не знала, что у нее может быть ТАКОЙ взгляд!

— Не говори так. Оон мой брат!

— Ну прости. Просто иногда он ведёт себя эээ… неправильно. Это его сорокош. Как у ведьм.

Мила недоверчиво хмыкнула и покачала головой.

— Ссорокоши только у ведьм. Уу женщин.

— Хочешь верь, хочешь нет, но мы его сегодня отмыли. С Гелланом, кстати. Кот белый, с голубыми глазами. И нос у него цветом точь-в-точь, как волосы твоего братца.

— У мужчин сорокош не бывает.

Вот теперь я точно знала, что они родственники!

— Значит, Геллан будет первым, — терпеливо сказала я

— Нне бывает!

Уффф… Ушан и то покладистее.

— Ну, не бывает значит не бывает. Посмотрим, кто прав, а кто нет.

В этот патетический момент спора кот решил показаться и бодро атаковал тарелку с едой.

Мила таращилась на него, как на заморское цабэ. Вначале во все глаза, а затем задумчиво-задумчиво. Видать, мои слова начали доходить до серого вещества, не замутнённого упрямством.

— Он потому и возвращается сюда, как маньяк на место преступления.

С маньяком я перегнула: Мила смотрела на меня непонимающе.

— В общем, кот возвращается, потому что тут Геллан, — торопливо добавила я. — А как вообще происходит единение ведьмы с сорокошей?

Мила пожала плечами:

— Коша находит ведьму, смотрят друг другу в глаза…

— Кот уже нашёлся. — пробормотала я. — Осталась сущая безделица: заставить Геллана посмотреть котейке в глаза.

Мила глядела на меня с испугом, но я уже не собиралась ничего доказывать.

В этот день мы выехали в Долину с опозданием. Геллан искал кота и злился. Кот не будь дураком — спрятался. Весь замок стоял на ушах.

— Позови его. — в конце концов попросил он меня. Точнее, приказал, хотя очень старался не показывать вида, что

бесится.

Я развела руками:

— С чего ты взял, что он меня слушается? Если я его вымыла и покормила — это ещё ничего не значит. Твой кот, ты и зови.

— Он не мой кош. — ещё немного — и уравновешенный Геллан начнёт рычать.

— А кот думает по-другому.

Вы бы видели, как он вышагивал, как стремительно двигался! Любо-дорого посмотреть!

Ничего не помогло: в Долину мы отправились без кота. Опять играли в молчанку. Можно подумать, меня это огорчало или задевало.

В этот день я впервые попала на урок к Иранне. Сама, так сказать, припёрлась. Юные колдуны двигали предметы взглядом, движением рук или пальцев. Короче, забавлялись, кто как может. Мила сидела в сторонке и ковыряла ногтём стол. Она предметы не двигала, я тоже не рискнула позориться. После кольцеглота я уже не могла категорично заявлять, что ни на что не способна, но специально учиться всем этим штучкам-дрючкам откровенно побаивалась.

— И о чём ты хотела спросить?

Иранна, как и Геллан, знала всё.

— Почему у тебя нет сорокоши? — брякнула я совсем не то, о чём действительно хотела поговорить.

Она присела рядом осторожно, будто боялась расплескать душу. И я впервые подумала, что так садятся старики: скрипя коленями, медленно, никуда не спеша. Брови сошлись на переносице и между ними залегла глубокая чёрточка — единственный изъян на идеально гладкой коже.

— Сорокоши есть не у всех, Дара. Кто-то так и уходит на небеса, не познав единения. Моя Шуйя осталась в прошлой жизни.

Мне захотелось залезть под стол: столько боли сочилось сквозь эти слова.

— Я… не могла оставаться прежней, а она… не могла последовать за мной. Жизнь человека длиннее сорокошьей. Иногда в нашу жизнь входит две, три сорокоши. Изредка — больше. Но самая первая — твоё отражение, понимание без оглядок, когда ты — это она, а она — это ты… В любом случае — это дар.

Мы помолчали, думая каждый о своём. Глазами Иранна уплыла далеко-далеко, видимо, вспоминала свою Шуйю. Куда делась кошка, спрашивать я побоялась.

— А у мужчин?.. — осторожно спросила я, когда муйба вздохнула и вынырнула из воспоминаний.

Не глаза у неё, а два кинжала. Так и проткнула насквозь.

— Кош опять вернулся?..

Это был почти не вопрос, а утверждение.

— Вернулся, — нехотя ответила я. — Геллан гонялся за ним целое утро. Злился и пенился. Хотел избавиться.

— А кош?

— А что кош? Он если не хочет, его не найти. Как прозрачный становится.

— Ты догадалась, да?

Допрос вёлся по всем правилам: быстро и жёстко.