Вы любите пиццу?

Эксбрайя Шарль

– Серафина! Вот она!

Несколько секунд протекли в полном молчании, чей глубокий смысл каждый оценил по достоинству. Мать семейства и англичанка рассматривали друг друга. Наконец Серафина, будучи не в силах выразить торжественность момента как-нибудь иначе, по своему обыкновению издала страшной силы вопль, живо напомнивший Одри третий акт «Валькирий». Она совсем недавно видела эту вещь в исполнении мощной немецкой труппы в «Шелдониан Театре» Оксфорда. Затем Серафина, словно Ганнибалов слон, разметывающий защищавшую его пехоту, отодвинула детей и с

таким пылом бросилась к Одри, что девушка едва не упала. Однако мать подхватила ее и крепко сжала в объятиях. В довершение мисс Фаррингтон, не способной даже пошевельнуться, пришлось выдержать лавину поцелуев. После этого достойная матрона отступила на шаг и снова впилась взглядом в Одри.

– Это самая красивая девушка, какую я когда-либо видела! – возопила она. – И у нее будут лучшие в мире дети! Благословение Господу, что она входит в нашу семью!

Публично отвешенный комплимент и особенно предсказание грядущего материнства на минуту сняли блаженное умиротворение от «лакрима-кристи», и Одри густо покраснела. Кроме того, девушка не совсем уловила смысл благодарности, адресованной Серафиной Всевышнему. Однако времени на размышления не было, потому что матрона, рыдая, схватила ее за руки и начала покрывать их поцелуями, в промежутках продолжая патетически вопить:

– Прими благодарность матери, которой ты сохранила сына!… Отныне ты – моя дочь, как если бы родилась от моей плоти и крови!…

Отпустив наконец англичанку, она приказала старшей дочери:

– Поцелуй свою сестру, Лауретта!

Хрупкая, изящная Лауретта очень понравилась Одри. Молодая женщина поцеловала мисс Фаррингтон, а Марио пояснил:

– Джованни – ее муж.

Потом настала очередь Джельсомины, чья строгая красота произвела на Одри сильное впечатление. Она вносила ноту сдержанности в буйное семейство Гарофани.

– Я – Джельсомина, – пояснила вдова, – жена убитого Рокко. Мой муж мертв, и я тоже мертва…

Несмотря на необычность такого заявления, мисс Фаррингтон нисколько не удивилась. Едва Джельсомина отошла, мать семейства скомандовала:

– А теперь вы, малыши!

И Одри мгновенно облепили дети. Одни целовали ей руки, а те, что постарше, висли на шее. Сквозь радостные крики и чмоканье до девушки доносились имена, которые называл ей Марио:

– Джузеппе, Бруна… Памела… Альфредо… Тоска… Бенедетто…

Покончив с проявлением чувств, гостью повели показывать квартиру. От царившей там бедности у нее сжалось сердце. Неужели можно жить в таких условиях? Циновки, полуразвалившаяся мебель, побеленные известью стены… отсутствие электричества… а воду, так и вовсе, оказывается, приходится носить ведрами с улицы. Так вот, значит, в какой жалкой лачуге живет Альдо… а эти несчастные, кажется, еще гордятся своим жилищем. Такой нищеты молодая англичанка даже предположить не могла.

– И вы все… живете здесь? – спросила она.

– Да, все тринадцать человек! – с гордостью отвечала Серафина.

– А вам… вам не слишком… тесно?

Славная женщина добродушно рассмеялась.

– Зато мы вместе! Можно

ли желать лучшего? Не волнуйтесь, для вас тоже найдется местечко!

От такой перспективы по спине у Одри пробежал озноб, и она поторопилась сказать:

– У меня уже есть комната в гостинице…

На мгновение наступило общее замешательство. Положение спас Марио.

– Завтра мы хороним беднягу Рокко…

По комнате прокатился скорбный стон.

– И вы пойдете с нами в траурном кортеже, синьорина Одри! Вы это заслужили…

Мисс Фаррингтон не успела ответить, ибо в этот самый момент дверь открылась и вошел мужчина, нисколько не похожий на прочих членов семейства. Высокий и худой, он, казалось, был лишен буйной жизненной энергии, свойственной всем остальным Гарофани. Марио подошел к новоприбывшему.

– Дино… Вот Одри, та, что спасла Альдо!

Мужчина приблизился к смирившейся и готовой к очередным поцелуям мисс Фаррингтон, но тот лишь пожал ей руку.

– Мы все бесконечно благодарны вам, синьорина.

– Дино – младший брат моего мужа, – сочла нужным уточнить синьора Гарофани.

Видимо, не стремясь продолжать разговор с англичанкой, Дино подошел к Джельсомине. По одному тому, как он смотрел на вдову, Одри поняла, что он безумно любит ее.

Серафина взяла мисс Фаррингтон за руку.

– Вы, должно быть, проголодались? Вы любите пиццу?

– Я пробовала ее только один раз, в Риме.

– Моя – самая лучшая во всем Неаполе.

По приказу матери Лауретта наделила каждого «лучшей пиццей в Неаполе», и все немедленно принялись уписывать ее, как это и свойственно беднякам, привыкшим ценить пищу.

– Ну? И как она вам, нравится?

– Восхитительна!

Серафина почувствовала себя на седьмом небе. Да, Одри очень милая девушка, и Альдо наверняка будет с ней счастлив. Первым покончил с пиццей Марио. Вытерев рот тыльной стороной ладони, он заявил:

– Теперь, когда вы почти член семьи, синьорина, у нас не должно быть от вас секретов… – И, повернувшись к остальным, пояснил: – Из-за погребения несчастного Рокко мы не можем забывать о других заботах. Константино Гарацци предупредил, чтобы я зашел к нему сразу после церемонии… Вроде бы есть добрые вести…

– Не надо говорить об этих мрачных делах, – прервала его Серафина, – не забудь, что синьорина пришла к нам в первый раз. Давайте лучше выберем тему повеселее. Когда же вы с Альдо собираетесь пожениться?

Одри едва не подавилась пиццей, и лишь хорошее воспитание помешало ей выплюнуть застрявший кусочек. Для нее стало совершенно очевидно, что она абсолютно не знает, как вести себя с этими милейшими людьми, добродушными, искренними, но живущими в какой-то иной реальности. Если сказать им правду, это, похоже, будет бесполезно – ей никто не поверит. А может, надо сделать вид, будто согласна, выиграть время и ускользнуть в Геную? Как поступить? Одри понимала, что в обоих случаях она глубоко обидит и опечалит всю семью, и от этого ей заранее становилось больно. К счастью, помог Альдо.