Вы просили нескромной судьбы? или Русский фатум

Борминская Светлана Михайловна

– Похоже, ждут кого-то, – предположил отец Михаил. Игумен Герман утомленно кивнул.

И правда, к старухе и ее спутнику через пару минут присоединился худощавый парень в деловом костюме и квадратных очках, похожий на адвоката из голливудского боевика. Троица, заказавшая жареные рыжики с квасом, безмятежно разговаривала о сети платных туалетов. У церковных отцов сразу пропал интерес и к этому разговору. Они расплатились, оставили чаевые, встали и ушли.

Над Болотной набережной дул теплый ветерок и сиял месяц, когда батюшки неторопливо шагали

в сторону проспекта. Их сутаны развевались, хлопая шерстяными подолами.

– У меня вот знакомую женщину убили, я был ее духовником, – внезапно вырвалось у отца Михаила. – В своей квартире ночью... Имя у нее еще редкое...

– Какое имя?

– Полиандра.

– Убили ее? – переспросил игумен. – Это плохо... А долго вы были ее духовником?

– Около двух лет, – кратко сказал отец Михаил.

Батюшки недолго постояли у светофора, дождались, пока поток машин остановится, а затем свернули к метро.

Батюшкам было грустно...

КОВАРНАЯ МАЛОЛЕТКА

Павел Олегович трижды страстно влюблялся и терял голову и, чтобы не разрушать первую семью, интуитивно пускался во все тяжкие, пытаясь перебить любовь... Но с Дашкой ему этого не хотелось. И это пугало его.

«Паша, а может быть, пускаться во все тяжкие тебе не позволяет почтенный возраст? – спрашивал он себя. – Что за чушь! Я под каблуком у тринадцатилетней девчонки, и что я там просил в храме? Чего я хочу? Быть клоуном? Чтобы что?.. Неймется мне, эх, чепуха!»

– Как мед, приятно, когда ты приезжаешь, Паша. А без тебя какие-то сплошные кусочки льда, – позвонила она ночью...

«Откуда тринадцатилетняя девчонка знает такие слова?» – спросил он себя и никуда не поехал.

– Дышу через раз, мне холодно без тебя, Паша, – снова, около двух часов ночи, позвонила Даша.

«Хитрая девчонка!» – хмыкнул он, но все-таки собрался. Ополоснулся в душе и нечаянно заснул, а проснувшись около девяти утра, оделся, быстро спустился вниз, сел в автомобиль и поехал на заправку... Пока стоял в небольшой очереди, исчертыхался весь.

Мимо проехала любовница-2005 на машине-самке «Тойоте». Павел Олегович даже не повернул головы, хотя всего годом раньше души в ней не чаял. Вся мировая гармония и счастье теперь были соединены для него в начинающей модели Даше Жолудь.

– Или гормоны? – насмешливо одернул он себя. – Но мне с ней хорошо. С Дашкой у меня весеннее настроение, – вынужден был признаться он, резко остановившись перед светофором.

Подъехав к «Алым парусам», он посмотрел на Дашкины окна. Жалюзи в кухне порваны, показалось ему. Он сидел и ждал, глядя на руль, потом покосился на себя в зеркало... Сам с собой Павел Олегович почти не гримасничал.

– Пора, – пробормотал он и вышел из машины.

– Вчера вечером приходил какой-то старый еврей, – заступила ему дорогу консьержка. – Погодите... А вы не зна...

«Что она городит?» – Голда осторожно обошел консьержку и, не дослушав,

свернул к лифту.

«Что за старый еврей?.. Я ведь тоже старый еврей. – Внезапно Павел Олегович вспомнил склеротический взгляд своего тестя и его фразу про „коварную малолетку“. – Неужели он приходил сюда?.. – поежился Голда и вошел в лифт. – Олух царя небесного...»

Лифт мягко щелкнул и открылся, на пороге Дашкиной квартиры стояли... два милиционера в форменных рубашках и курили. Они одновременно взглянули на него. Тут Павлу Олеговичу внезапно стало скверно, и он присел, потому что не мог дышать. Воздух превратился в прозрачный камнепад. Он падал куда-то мимо рта, за воротник и надувалсятам.

– Вы кто? Что с вами? – бросились к нему курильщики. – Вызывай «Скорую»...

Тут Павел Олегович отключился... Он удивительно живо провалился в темноту, словно так было и нужно и для него всегда была открыта специальная дверца – туда...

Он пришел в себя где-то через пять-шесть минут. Милиционеры привели его в большую комнату и опустили на диван. Хруст разбитой люстры и Дашкин шелковый «леопардовый» халат, запутавшийся в ногах...

– К ней кто-то приходил, ее скинули с четырнадцатого этажа. Или она прыгнула сама, это тоже не исключается... Даша Жолудь, тринадцати лет, скончалась на месте, – услышал Павел Олегович сквозь шум крови, циркулирующей в голове. – Не из квартиры, с пролета лестницы, этажом выше... Четырнадцатый технический, да... Не знаю зачем... Отбой, пока все...

– Где она, где... – спросил он, садясь и отпутывая от ботинка прицепившийся к нему намертво Дашкин халат.

– Труп увезли. Кто вы ей? – спрашивали его милиционеры.

– Продюсер, – сказал Голда первое, что пришло на ум . – Я продюсер Жолудь.

– У моделей тоже есть продюсеры? – переглянулись милиционеры. – Или она пела?..

– И пела тоже, – не раздумывая, ответил Голда. – Родители Даши знают? Вы из милиции?..

Ближний к нему милиционер кивнул.

Голде вдруг попались на глаза большие солнцезащитные очки от Гуччи, которые Дашка любила надевать даже дома. Они были раздавлены. Он сразу же перевел взгляд на щелкающие жалюзи... и еще он подумал: «Ведьмы!» – про жену и любовниц, почему-то именно вот так и подумал: «Ведьмы, вы желали ей смерти!»

Когда он спустился вниз, в помойке напротив рылся интеллигентный бомж в похожих очках. Дверца машины была распахнута, а панель с приемником оказалась вырвана с «мясом».

«Я становлюсь злее и злее с каждым часом. А завтра, что будет со мной завтра?» – с отчаянием подумал он, вспомнив склеротичный взгляд своего тестя и его посулы.

– Гадство, – тихо сказал Голда, заводя машину. – Гадство... гадство... Суки! – И чудом не въехал под притормозивший на повороте «КамАЗ».

«Интересно, а консьержка рассказала милиции про старого еврея?