Вы сотворили нас
Шрифт:
– Убирайся в ад и будь проклят! – бушевал Дьявол. – Я не уступлю никакому любителю совать нос в чужие дела! Никакому типу, что шныряет и вынюхивает, не пахнет ли новым крестовым походом! А из всех этих типов ты самый худший, Кихот. Ты способен почуять доброе дело за миллион световых лет – и тут же опрометью кинешься его свершать. А я не хочу этого! Понимаешь, я этого не хочу!
Санчо Панса спрыгнул
– Вода! – ликуя, вопил Санчо Панса. – Вода, благословленная святым Патриком! Самая могучая на свете!
Он выплеснул на Дьявола еще ковш. Дьявол корчился и визжал.
– Клянись! – кричал Дон Кихот.
– Сдаюсь! – взвыл Дьявол. – Сдаюсь и клянусь!
– И еще поклянись, – угрюмо проговорил Дон Кихот, – что все причиненные тобой беды кончатся – и немедленно.
– Нет! – взвизгнул Дьявол. – Нет, или все мои труды пойдут прахом!
Санчо Панса швырнул ковш на тротуар и двумя руками поднял ведро, готовясь выплеснуть на Дьявола все его содержимое.
– Остановись! – вскричал Дьявол. – Убери эту проклятую воду. Я окончательно сдаюсь и обещаю выполнить все ваши требования.
– Тогда, – не без некоторой церемонности проговорил Дон Кихот, – наша миссия здесь выполнена.
Я не заметил, как они исчезли. Не было даже никакой вспышки. Просто не стало ни Дьявола, ни Дон Кихота, ни Санчо Пансы, ни единорога. Но Кэти бежала ко мне, и я подумал: «Странно, как она может бежать с растянутой лодыжкой?» Я попытался выдернуть ногу из решетки, чтобы встретить ее стоя на ногах, однако ступня застряла плотно и я не смог высвободить ее. Кэти опустилась на колени рядом со мной.
– Мы снова дома! – восклицала она. – Хортон, мы снова дома!
Она наклонилась, чтобы поцеловать меня, а толпа на другой стороне улицы громогласно и грубо приветствовала наш поцелуй.
– У меня застряла нога, – сказал я.
– Ну так высвободите ее, – улыбаясь сквозь счастливые слезы, посоветовала Кэти.
Я попытался, но не смог. К тому же от моих рывков нога начала болеть. Кэти поднялась, подошла к решетке и сама попробовала освободить меня, но с тем же результатом.
– По-моему,
– Ваша уже в полном порядке, – заметил я.
– Это магия – там, в замке, – пояснила она. – Удивительный старый маг с длинной седой бородой, в смешном колпаке и усеянной звездами мантии. Это было самое приятное место, какое я когда-либо видела. Все такие любезные и вежливые… Я могла бы остаться там навсегда, если бы вы были со мной. И единорог. Он такой милый и прекрасный! Вы когда-нибудь видели единорога?
– Видел.
– Хортон, кто эти люди, идущие к нам через лужайку?
Я был так увлечен Кэти, так рад ее возвращению, что на лужайку как-то не обращал внимания. Теперь я посмотрел – и увидел их. Они толпой бежали к решетке – впереди Президент, а за ним все остальные, кто был тогда в кабинете.
Подбежав к решетке, Президент остановился. На меня он посмотрел без особого дружелюбия.
– Хортон, – поинтересовался он, – какого черта вы тут делаете?
– У меня застряла нога, – пояснил я.
– К черту вашу ногу, – отозвался он. – Я не это имел в виду. Клянусь, я видел рыцаря и единорога!
Остальные толпились возле решетки.
От ворот закричал охранник:
– Эй! Смотрите все! Машина на улице!
Я в этом не сомневался.
– Но как же быть с ногой? – возмущенно спросила Кэти. – Освободить ее мы не можем, а лодыжка опухает. Боюсь, что это растяжение.
– Кто-нибудь, вызовите врача, – проговорил государственный секретарь.
– Раз машины пошли, так и телефон, наверно, работает. Как вы себя чувствуете, Хортон?
– В порядке, – отозвался я.
– И пусть кто-нибудь придет сюда с ножовкой, – добавил Президент. – Бога ради, освободите же ему ногу!
Так я и остался лежать на тротуаре, а Кэти сидела рядом со мной в ожидании доктора и слесаря с ножовкой.
Не обращая внимания на толпившихся возле ограды, белки Белого Дома пробрались на тротуар посмотреть, что происходит. Они изящно сидели, поджав передние лапки к груди, и выпрашивали подачку.
А по улице мимо нас катилось все больше и больше машин.