Вы там держитесь…

Писать предисловие к четвертой книжке моих рассказов – занятие в высшей степени странное, ибо в предисловиях к трем другим своим книжкам я уже рассказала о себе всё – ну, или почти всё.

Моя неутомимая мама, героиня моих баек, говорит, что предисловий никто никогда не читает – так же, как и «уйдисловий», как говаривала Алиса.

– Если книжка хорошая (говорит моя мама наставительно), то не читают. Предисловий

этих. Ну а если плохая, то тем более не читают. Так что ты можешь в этом самом предисловии просто взять и перепечатать, скажем, предисловие к «Войне и миру» или, скажем, к «Винни-Пуху»: и никто ничего не заметит.

Вот какие советы дает мне мама – настоящие вредные советы, на каковые она большой мастер.

Я, однако, не слушая ее, попытаюсь все же написать четвертое по счету предисловие, изложив некоторые подробности последнего периода моей жизни.

В общем, с того дня, когда моя третья книжка была подписана в печать, прошло более полугода – и за это время я стала настоящим акыном.

Акын (слово казахское, а я казашка) – тот, кто устно развлекает людей на всяких празднествах, подыгрывая себе на музыкальном инструменте.

Вот и я в последнее время повадилась развлекать людей (правда, без музыкального сопровождения), читая свои рассказы вслух. В кафе, клубах и даже в квартирах, где люди специально собираются, чтобы послушать мои байки.

То есть теперь мои книжки стали «звучать», но вместо аудиоверсии предстаю я сама, живьем, так сказать: как юморист, говоря по-русски, и как стендапер, если говорить по-иностранному.

В апреле прошлого года я даже посетила Америку, где живет много наших бывших сограждан, соскучившихся, как они сами признаются, по «русскому слову». И это «русское слово» имело такой успех, что я вновь отправилась туда уже осенью.

Теперь я даже и не знаю, что мне больше нравится: писать байки или читать их вслух. Один хороший писатель сказал даже, что главное – это найти себя. И неважно, мол, в каком возрасте.

– Главное (говорит моя мама), найти себя лет эдак до семидесяти-восьмидесяти, чтобы была приличная эпитафия.

Ну а для тех, кто меня пока не знает и не читал моих предыдущих книжек, все-таки сообщу, как пишут в резюме, что я кинокритик, блогер и, как видите, уже и писатель.

Пишу я, как вы сами убедитесь, если прочтете эту книжку, которую сейчас держите в руках, об абсурде российской жизни.

Абсурд, который окружает нас ежеминутно и ежечасно, конечно, нужно уметь услышать: уловить в какофонии времени точную и чистую ноту. Иногда настолько точную и чистую (я не о себе), что это порождает шедевры Зощенко или Жванецкого.

И хотя я не тот и не другой, тоже стараюсь напрягать слух – чтобы услышать все то ужасное и порой прекрасное, что разлито в самом воздухе совершенно невыносимой и отчаянной российской жизни.

Скажу вам честно, «подслушивать» – на улице, в метро, в автобусе и далее везде – одно из самых, извините, утонченных

наслаждений для уха юмориста.

Как говорится, жизнь кипит и пенится, какой бы ужасной она ни была.

Я лишь записываю.

Диляра Тасбулатова

Наша консьержка, Рая, киргизка, обожает абсурдные разговоры. Ионеско отдыхает.

Как-то она говорит мне:

– Вышли бы вы замуж за какого-нить казаха.

– Все равно за какого?

– Потом разберетесь.

– Как это – потом?

– Ну, после свадьбы.

– После свадьбы он может оказаться не казахом – придуривался, к примеру. И что тогда делать?

– А кем?

– К примеру, евреем.

– Ну да (говорит задумчиво), разводиться сразу вроде как и неприлично. Надо выждать.

– А зачем разводиться? Если я за него вышла, может, он мне нравится?

– И кто бы у вас мог родиться? (спрашивает с ужасом).

– Казевр.

– Кто?

– Полуказах, полуеврей.

– Не родился бы. Это невозможно.

– Знаю пару таких.

– И что? Как они выглядят?

– Нос горбатый, но с нагайкой и соколом на руке. А под седлом – Тора. А из-под малахая пейсы развеваются.

– Ужас.

– Да, зрелище странное. Ну ничего не поделаешь – родился же, куда его денешь?

– Да (говорит), ребенок есть ребенок.

Вот такие странные разговоры я веду в вестибюле нашего подъезда: Рая выходит мне навстречу из своей каморки и беседует со мной.

Консьержка Рая, Райхан на самом деле, говорит мне как-то:

– Пропишите у себя одного киргиза.

– Не могу (говорю).

– Почему? (строго так).

– А потому, что я прописала одну девицу и теперь мне банк угрожает ее долгами.

– Так она разве киргизка?

– А разве киргизы не берут в банках деньги?

– Нет (говорит убежденно). Киргизы – честные. (Она сама – киргизка.)

– Все честные?

– Все.

– Ну тогда другое дело.

– Пропишете?

– Пожалуй, все-таки нет.

– Почему?

– За себя боюсь: не отдам деньги в банк, а потом этот честный киргиз за меня отдуваться будет.

Рая задумалась.

Потом говорит:

– Вы так в себе не уверены?

– Ну… Меньше, чем вы во всех киргизах.

Резюме было в высшей степени неожиданным:

– Вот почему вы дружите с евреями! Их-то не обманешь!

– Ну да (отвечаю), искушений меньше.