Выбирая судьбу
Шрифт:
– Тут еще мороженое очень вкусное, – доверительно сообщил он мне, при этом согнувшись как вопросительный знак.
Мне очень хотелось предложить ему взять еще и мороженое, но есть один нюанс, я без денег (хотя я даже не уверена, что у них такая же валюта как у нас) и как можно сказать «возьми мороженное», если мне нечем платить?
– Юнас, а как тут расплачиваются? – в клуб, Хелли, тебе прям уже горит, как туда надо.
– Каждый воин, как и житель имеет свою долю в общем капитале, – видимо, это Кьелл ему объяснил, слишком правильно звучит, – в
– Как же я тебя понимаю. Я - партизан, так что никто ничего не узнает, – я ему подмигнула, подбадривая, признался и то хорошо, – так мы будем с тобой платить или потом Кьелл заплатит?
– Ну вроде как он, но не сразу и там еще что-то… – я кивнула, пока этого достаточно.
Пока Юнас все-таки делал заказ, я изучала обстановку и присутствующих. Так увлеклась, что не заметила подкравшуюся ко мне женщину.
– Так вы и есть та самая? – вот тебе вопрос прямо в бровь, я оттопырила одну ногу и серьезно ответила.
– Я та самая. А вы вообще про что?
– Ну как же, плен, партизан, вы ведь только что сказали, что партизан, – я выпучила глаза, а потом до меня дошло.
– Было дело, – диалог абсурда и как закончить, непонятно.
– Как же интересно! Вы сегодня в клуб придёте? Мы все так хотим узнать эту романтическую историю, – она прижала свои пухленькие ручки к груди и закатила глаза, видать, экстаз. А у меня одна мысль, а романтика-то где? Но я не жадная, расскажу.
– Постараюсь прийти, – главное: лицо позагадочнее, тут народа, видимо, немного, новостей нет, и мы с Дани - главная новость дня, хорошо, если не недели.
– Мы вас очень будем ждать, я всех предупрежу! – с этими словами она развернулась и умчалась из магазинчика, – я проводила ее задумчивым взглядом, мужчина за прилавком посмотрел на меня осуждающее и тяжело вздохнул, я же пожал а плечами, что тут можно сказать.
Юнас вручил мне стаканчик с трубочкой, и мы вышли на свежий воздух, коктейль был просто волшебный, легкий и не сладкий, а такая приятная кислинка, и послевкусие мяты.
– Я решил, что вряд ли вы захотите «сладкий бум», – я угукнула, а после исправила.
– Ты.
– Что?
– Ко мне можно на «ты» и по имени, – было немного лениво, солнышко лицо припекает, я впервые за так много дней ничего не делаю и просто стою, что стало немного размаривать, подремать бы.
– Спасибо, – малыш (угу, конечно), чуть покраснел и обрадовался.
– Почему ты прохлаждаешься без дела? – вопрос, как снег на голову, все настроение как ветром сдуло, я резко открыла газа и попыталась найти говорившего.
Это оказалось не сложно: рядом с нами стояла колоритная парочка: мужчина, как две капли воды похожий на Юнаса и то, что парень сжался и практически в два раза уменьшился, подтверждает – это батенька. А вот рядом стояла низенькая женщина с
– Я тебе говорила, он бездельник и бездарь, а тебе все его жалко, посмотри на него, разгар дня, а он стоит тут, коктейли пьет! А на чьи деньги? На твои! – голос явно под стать, такой же противный. Мужчина во время ее эмоциональной речи (мне кажется она даже ядом брызгала) молчал, а Юнас от каждой реплики, как от пощечины, дергался.
Коктейль потерял все прелести и прямо молил, плесни мной тетке в лицо, но я на его подначки не повелась, мама, вдолбившая в меня манеры, это бы не одобрила, а зря.
– Завтра придёшь перекопаешь огород, отец занят будет, а меня не устраивает ждать, когда он освободится, – Юнас кивает, а этот здоровый, которого отцом назвать язык не поворачивается, тоже кивает.
Детей обижают, моих (фигурально, но так и есть, я за этого ребенка в ответе, его на меня оставили) …
– Юнас, ты знаком с этим господином и госпожой? – на леди и лорда не тянут, хотя для таких любое вежливое слово — это много.
– Это мой отец Ханс и его единственная, – жалко пацана, голос, как у побитой собаки, которую хозяин вышел добить.
– А, это тот мужчина, который выгнал тебя из дома и женщина, с подачи которой это произошло, – играть в дуру легко, немного понимания и удивления с налетом небрежности и вон, тетку перекосило, а мужик хмурится.
Что, гады, неприятно слушать нелицеприятную правду про себя, то ли еще будет!
– Да как ты смеешь? – о, на визг прорезалась, а я по-прежнему игнорирую и общаюсь только с Юнасом.
– Юнас, а в связи с чем эти неприятные личности решили, что имеют право командовать тобой, после твоего ухода из отчего дома? У тебя теперь другой дом! – последнее я проговорила четко, глядя в глаза мальчику, голову пришлось задрать, но ничего, при этом голос у меня стал, как у моего отца (плохой пример, но голос стальной).
– Он же мне отец, он ведь не отказался от меня… – так наивно и при этом так больно, то есть ребенок еще верит, что все это ошибка и папа не выбрал чужую тетку вместо сына.
Я не хочу говорить ему эту правду, просто не смогу, он и так еле сдерживает слезы, как же ему больно.
– К слову, Юнас, если у тебя возникнут мысли о том, что ты что-то там должен не пойми какой женщине, я напоминаю, что у тебя задания от меня на завтра и на все дни. Понятно? – он медленно кивнул и искоса глянул на отца, я тоже смотрела на мужчину и видела в его глазах боль.
Нет, мне тебя не жалко, ты большой, ты сам выбрал свою жизнь, а он маленький и никому не нужный, у него мама умерла, а ты не поддержал, а выгнал!
– Ханс, и ты это стерпишь? – вот это громкость, стекло в витрине задрожало, – Это оскорбление меня и неподчинение тебе!
– Он живет в доме Ледяного, эта женщина под его защитой и теперь решения в доме принимает она. Тут все по закону, – о как, оказывается, я в рамках закона действовала.
– ТЫ его отец! Твое слово в приоритете!