Выбираю любовь

Федорова Полина

— А кто лгал мне все наши встречи? Кто играл роль невинной девицы, будучи и не девицей вовсе, а... а...

— Блудницей? — подсказала Настя и зло добавила: — Это ваш милый дедушка вам рассказал?

— Да! — воскликнул Нератов. — Он сказал мне, что... что спал с вами!

— Он не спал со мной, — тихо и очень убедительно ответила Настя.

— Вы опять лжете, — едва не застонал Дмитрий. — О, вы действительно великолепная актриса!

— Я играю только на сцене! — снова

вскочила со скамейки Настя. — И ненавижу актерство в жизни. А вот вы, — она обожгла его взглядом, несмотря на черноту ночи, — играете! И весьма фальшиво. Вы что, не знаете своего сластолюбивого деда? Никогда не примечали за ним ничего такого? Он никогда не волочился за смазливыми девицами, младше его втрое? Не заговаривал с вами о том, чтобы сделать меня вашей содержанкой?

Дмитрий опешил. Конечно, все, что говорила Настя, он примечал за старым князем, однако не придавал этому значения. Ведь известно же: седина в бороду, бес в ребро.

— Значит, ничего такого не было? — нерешительно спросил Дмитрий.

— Нет, Дмитрий Васильевич, было!

— Ах, значит, все-таки...

— Он просто изнасиловал меня.

— Как? — опешил Дмитрий.

— А вы не знаете, как это происходит? — недобро усмехнулась Настя. — Хорошо, я расскажу вам. — Она с трудом проглотила комок в горле. — Тогда мне только-только исполнилось шестнадцать. Мой барин заставил меня прислуживать гостям, и я приглянулась вашему дедушке. Впрочем, не приглянулась, а просто была самой молодой из прислужниц. Это-то скорее всего и повлияло на выбор князя. А на ночь барин прислал меня к нему и сказал, что я должна буду делать все, что князь мне прикажет. Я застелила князю постель и стала ждать его приказаний. Я ведь не знала, какими они будут. А ваш дедушка, он... раздел меня, стал трогать, а потом...

— Не надо, — срывающимся голосом произнес Димитрий.

— Верно! — глядя прямо в глаза Нератова, усмехнулась Настя. — Вот и я тогда говорила ему «не надо», кричала, отбивалась даже. Но он был сильнее...

— Настя, Настенька, — прошептал Дмитрий, беря ее за плечи.

Настя отступила от него и снова уселась на скамейку.

— А ведь я любила вас, — тихо произнесла она.

Любила — вот что больнее всего ударило в сердце Дмитрия. Собственно, какое ему дело до того, что было у Насти до встречи с ним. Он ведь любит ее такую, какая она сейчас, а что любит — он не сомневался. А вот она его любила. Стало быть...

— Стало быть, вы меня уже не любите? — убито произнес он.

— Люблю не люблю, какое это имеет значение теперь? — устало произнесла Настя.

— Как это какое? Решающее! Я-то люблю вас, и мое предложение руки и сердца — помните? — остается в силе.

— А как же ваша невеста? — с удивлением посмотрела на него светлеющими глазами Настя. — И что скажет на все это ваш дедушка?

— Что скажет мой дедушка, меня теперь волнует мало, — твердо ответил Дмитрий, — а вот моя невеста... — Он задумался, и глаза Насти снова потемнели. — Ну так что невеста! Не жена же!

— Вы готовы из-за меня расторгнуть

вашу помолвку и поссориться с князем? — не веря свои ушам, воскликнула Настя.

— Готов! — улыбнулся наконец Дмитрий, и Настя совершенно поверила ему. — А вы, вы готовы, скажем, покинуть сцену ради меня?

— Я люблю вас, — ответила Настя. — Разве этого вам мало?

— Совсем недавно вы говорили, что любили меня, — посмурнел Дмитрий. — Теперь говорите, что любите. Где же правда?

— Правда в том, что я вас любила и люблю! — весело воскликнула Настя.

— Вы не ответили на мой вопрос, — продолжал упрямиться Дмитрий.

— Какой вопрос? — рассмеялась счастливо Настя.

— Готовы ли вы покинуть сцену ради меня?

— Зачем?

— Прошу вас, ответьте, — настаивал на своем Нератов.

— Я не знаю...

— Ах, стало быть, вы не знаете? Выходит, я готов отказаться от всего, ради вас, а вы нет?!

— В сцене вся моя жизнь, и я...

— Можете не продолжать... — решительно прервал ее Нератов. — Мне все ясно.

— Что вам ясно? — вспыхнула Анастасия.

— Все! — отрезал Дмитрий. — Моя жизнь — в вас, а ваша — в сцене.

— Но моя жизнь и в вас тоже, — тронула его за рукав Настя.

— Тоже?! — воскликнул он, и в его глазах полыхнули злые огоньки. — Так не бывает: тоже! Не должно быть!

Он отдернул руку и, круто повернувшись, пошел прочь.

— Дмитрий! Дмитрий Васильевич! — позвала Настя, но Нератов только прибавил шагу...

18

Это был последний спектакль в сезоне. Настя великолепно провела два акта, и публика не единожды бисировала, не дожидаясь окончания сцены. Свою роль сегодня она вела иначе. Ее Моина была не только искренней и безоглядно любящей убийцу ее брата Фингала, но и готовой сражаться за свою любовь даже со своим отцом. Время от времени она встречалась со взглядом Плавильщикова-Фингала, как бы вопрошающего ее: что ты делаешь, зачем? — и всякий раз незаметно кивала ему: не беспокойтесь, мол, все идет, как надо. А в зале... Для нее в зале никого не существовало, кроме трех зрителей, для которых, собственно, она сегодня и играла. Три пары глаз неотрывно смотрели на нее, и с каждым из их обладателей она спорила и разговаривала образом, создаваемым ею на сцене. «Трава зеленая, небо голубое, а всяк сверчок знай свой шесток? И этому надлежит покориться? — вдохновенным языком сценического действа говорила Моина-Настя Каховской, отвечая на ее тревожный взгляд. — Нет уж»!

«А ты, мышиный жеребчик, думаешь, так и будешь раз за разом ломать и калечить молодые жизни? А не напомнить ли тебе, что Курносая уже поджидает тебя за ближайшим поворотом»? — сумела она сказать князю Гундорову после чего с его лица тотчас сползла насмешливая улыбочка.

Что касается обладателя третьей пары глаз, пытающегося смотреть на сцену холодно и безучастно, что ж, ему она скажет все прямо, без обиняков, и не как Моина, а как Анастасия Павловна Аникеева.