Выбор Донбасса
Шрифт:
До мыслей абсолютной пустоты.
За каждый день, прошедший мимо нас,
За каждый шаг, проделанный вслепую,
За каждый след, оставленный впустую —
Коснись меня. Не завтра, а сейчас.
Коснись меня — и тела и души,
За каждую минуту ожиданья,
За годы бесконечного молчанья —
Коснись меня. И душу обнажи.
Наталья Лясковская (Москва)
* * *
а
в овраге у куста роса на волосах
и кофточка моя и рюкзачок простецкий
и мой нательный крест и стрелки на часах
стоят на пять ноль пять как раз сверкнуло солнце
когда снаряд влетел в отцовскую «газель»
что ж не прикрыли нас герои оборонцы
что ж дали помереть среди родных земель
да вон они лежат вповалку кто как падал
с простреленной главой с распоротым нутром
а с краю я тычком с пригожим парнем рядом
иваном василём георгием петром
и это я добыть семье воды и хлеба
не смогшая опять в халупе ледяной
лишь об одном молю безжалостное Небо
пускай они умрут в единый миг со мной
и это тоже я весь покалечен катом
стою под минный вой на проклятом мосту
а смерть в лицо орёт давай отборным матом
меняй скорее жизнь на лучшую на ту
и старики чей мир опять войной разорван
погибшие в боях отцы и сыновья
и матери в слезах и дочери по моргам
все эти люди я
все эти люди я
* * *
И сошлись однажды наши да враги,
призывает каждый: «Боже, помоги!»
Все несут иконы, крестятся пучком,
все кладут поклоны, падают ничком...
Магазин заряжен, через грудь калаш,
наши в камуфляже, вражий камуфляж.
Если глянуть с неба — как одна семья!
Что вам: мало хлеба, люди-братовья,
нету в реках рыбы, зверя нет в лесах,
овоща в садыбах, солнца в небесах?!
Не сыскали слова, чтобы мир сберечь —
чи скiнчилась мова, аль иссякла речь?
Голубые очи, светлые чубы —
и никто не хочет утром лечь в гробы.
Серые, зелёные… в ранней седине —
словно спепелённые в проклятом огне,
чёрные да карие, волосы как смоль —
всем одно мытарить, всем едина боль.
Завтра снова битва, затишь недолга.
Слышится молитва в лагере врага,
наши в храмах тоже, наших не сломать...
Вот кому Ты, Боже, будешь помогать?
Полынь
Я
Мои обеты я нарушу —
И мне переполняет душу
Неизъяснимая полынь.
О. Мандельштам
Полынь цитварная, цветы обоеполые!
О, как манит меня твой запах дарминоловый,
плывёт, пьяня, средь сырдарьяловых долин
сесквитерпеновый лактон твой сантонин.
И вдоль полей — полынь, и вдоль песков — джунгарская,
кивая цацками соцветий, nutans царская,
свои владенья расширяешь, войско высеяв,
дочь Эукариота, Артемисия!
И меж белёных хаток на Черкасщине,
где кровный род мой, прекращённый от «покращення»,
растил детей на землях предков, где отныне —
лишь дым емшановый клубящейся полыни.
Полыну в край родной, вдохну — и с плачем заячьим
в ладонь полынную уткнусь... а чем — не знаю, чем:
бедой последней или детскою обидою.
Впитай печаль мою, трава солянковидная,
абсента, вермута, тархуна кровь зелёная,
терпенья терпкость, в бочке мира растворённая…
Полынь — любовь моя, другой уже не надобно,
ты и постель, и платье вдовие, и снадобье,
что пить — не выпить мне теперь до края дней:
чем горше —
тем
воспоминания сильней...
Инне Кукурудзе
чем дольше длится это искупленье —
тем мне страшней что ноши не снести
боль пригибает голову к коленям —
прости меня родимая прости
не дай забыться Господи в покое
пока там люди умирают так
кто б мог подумать что придёт такое —
обстрелы мины шквал ночных атак
укоротила жизнь мне Украина —
как тут заснуть во всём себя виня
глаза закрою — предо мною инна —
она всё смотрит смотрит на меня.
Больничное
Юре Юрченко
уйди поганка бледная луна и так уже подушка солона
ну что приливом да отливом душу маешь
уж лучше вены мне поддень да вынь
а то (тут мат — врачебная латынь)
ширяют в кисть аж тихо подвываешь
мятутся тени ночью на стене
взрывают сердце мысли о войне
что свет налечит темень накалечит
и только облик сына как магнит
к рассвету снова тянет и манит