Выбор неизбежен

Ночина Марина

Честно, лучше пусть сразу сошлют на пару месяцев, поработать ангелом-хранителем для оболочек, чем слушать высоко-пафостные речи начальства.

– Лука, - тихо позвал апостол. Я недовольно глянул на аптекаря и снова хмыкнул.

– Ты всё же, будь поосторожнее. А то в последнее время творится что-то...
– Игорь неопределенно покрутил кистью, флакончики со спиртом приятно забулькали и звякнули, привлекая моё нездоровое внимание.

– Лукреций! Ну я серьезно!
– буквально взвыл апостол, пряча спирт за спину.

– Да я в курсе!
– отмахнулся я, сдёрнул с себя мантию, оставаясь в лёгком боевом доспехе, развалился

на диване, сложил руки на груди и уставился в потолок. Апостол, тяжело вздохнув, вышел из комнаты. А я в который раз задумался, что же мне не нравится в моей жизни. И если некоторые нестыковки можно было списать на мою изрядную невнимательность к окружающим, то кое-что вообще не укладывалось в нормальный жизненный уклад ангела.

Утро началось, как и любое утро после весело проведенной ночки. Голова раскалывалась, во рту ощущался отвратный привкус ничем не напоминающий бодрящий вкус вчерашнего алкоголя, а живот сводило от банального человеческого голода. Ещё было легкое желание поговорить по душам с молчаливым белым другом, но я всё-таки ангел и до такого опускать себе не позволил. Сел, потянулся, широко зевнул, дотянулся до кружки с рассолом, одиноко стоящей на стуле рядом с диваном, и мысленно возблагодарив предусмотрительного апостола, приник к спасительной жидкости.

И не надо напоминать мне, что я ангел! Это ни на йоту не уменьшает похмельного синдрома.

Будь я демоном - то да, сейчас бы мне было не так хреново. У рогатых отменный иммунитет к алкоголю. Мы же, ангелы, создания нежные, к человеческим слабостям мало непривычные. Точнее, совсем непривычные, но тот, кто сможет извернуться и привыкнуть, рискует невзначай лишиться своих крылышек и нимба. Громкие прецеденты уже были. Кто не знает той же истории с Люцифером?

У меня, кстати, порой возникает чувство, что я иду по его стопам. Но ничего не могу с собой поделать, вот такой я неправильный ангел.

В подтверждение этого я вытащил из бокового кармана доспешных штанов пачку сигарет, коробок спичек и с удовольствием затянулся. За этим занятием меня как раз и застал апостол и осуждающе закачал головой.

– Ну и?
– я вразвалочку сидел на диване, закинув одну ногу на стул, где ранее стояла чашка с рассолом. Последняя стала неплохой пепельницей, в которой покоились уже два окурка.

– Лука, это...
– кажется, я окончательно упал в глазах апостола. Что ж, чему быть тому не миновать! Если мне рано или поздно суждено стать павшим ангелом и пополнить армию Светоносного, так тому и быть. Ну а пока я ангел, не стоит об этом даже задумываться, всё равно ничего путного не надумаю, а голова итак раскалывается.

– Если это мне, - я глазами указал на поднос с яичницей и чашкой дымящего кофе, запах которого уже давно добрался до моего обостренного обоняния и провалился в пустой желудок.
– То не тяни. Голодные ангелы, знаешь ли, ещё те подонки.

Игорь хмыкнул, при этом скривил гримасу отвращения, скинул мою ногу со стула и водрузил туда поднос. Я не стал отвлекаться на церемонии благодарности, затушил окурок о сидушку стула, закинул его в импровизированную пепельницу и накинулся на еду.

Завтрак утонул во мне как-то слишком быстро. Я даже вкуса не ощутил. Проглотил не жуя.

Да, ангелам тоже надо есть. Не молитвами же питаться. Духовной пищей сыт не будешь, сколько ни возноси красивые слова небу. Лично я предпочитаю питание в дорогих ресторанах на Земле, ну,

или в любом другом из доступных моему уровню и наличию подопечных миров. Создать местные деньги не проблема, начальство спокойно закрывает на это глаза. Но, чаше приходится питаться в казарменной столовке, в которой подают исключительно постную пищу, мотивируя это тем, что ангел должен закалять свой дух, учиться противостоять искушениям мирским и адским, да и вообще, негоже сыну света питаться разносолами. Пожрали бы они три месяца подряд одни рыбные котлеты и кашу не первой вкусносности, сразу бы вразумили!

Но кто я такой, чтобы спорить с политикой партии? Всего лишь скромный ангел. Лукреций.

Залпом влив в себя остатки кофе, я резко поднялся, скривился от пронзившей виски боли и в упёрся взглядом в апостола. Тот, кажется, испугался. Впрочем, Игорь прав, нас следует бояться! Мы, непобедимая армия Добра и Света, способны истребить любое зло и скверну, и мне выпала огромная честь быть крошечной частичкой этой великой и непобедимой Силы.

– Лука?
– опасливо, не своим голосом, проскрежетал апостол. Я улыбнулся и хлопнул опешившего аптекаря по плечу.

– Спасибо тебе дружище! Спас заблудшую душу! Век благодарен буду!

Если проживу этот век.

Последнее, я вслух не сказал. Игорь, конечно, подпадает под понятие "друг", но есть вещи, о которых распространяться не стоит. Вот и свои подозрения я до поры до времени попридержу. А подозрений у меня накопилось изрядно.

– Да... не за что, - буркнул апостол.

– Будешь в наших краях, заходи в гости!

Я по-военному отдал честь и исчез. Вместе со мной исчезла и мантия, которую я забыл на подлокотнике кресла. Разумеется, исчезли мы только в понимании апостола. Игорю по рангу не положено знать таких подробностей ангельской жизни, а я, может быть, и дикий ангел, но кое-какие параграфы устава соблюдаю неукоснительно. Хотя, по моему мнению, ангельский устав давно пора сжечь в дьявольском огне.

Так что для апостола я исчез, а на самом деле, просто стал невидим для его глаз и не ощущаем для всего остального. Считай, призрак во плоти. В таком виде и вышел на крышу.

Перед ангелами открыты все двери, ибо для Света нет преград, которые он не может преодолеть!

На самом деле, нам просто запрещено без срочной жизненноважной необходимости перемещаться в пространстве. Для обычных перемещений в пределах одного мира приходится пользоваться крыльями. Одно радует, скорость такого перемещения практически равна... позволю себе грубо приравнять её к скорости распространения звука. Быстро, удобно, но, порою бывает лениво махать крыльями, например, как мне вчера.

Я стоял на крыше двухэтажного кирпичного здания аптеки апостола, невидимый для всех, а внизу спешили по своим делам души, облаченные в смертные тела людей. Ничего особенного в этом не было, обычная практика заскучавшего ангела. Тем более, буквально в соседнем доме жил один из восьмидесяти двух моих подопечных. Апостол об этом, само собой, не знал, и никогда не узнает, для его же блага.

Простоял я недолго, часов шесть, для меня это вообще не время. Если опять же грубо сравнивать, примерно как шесть секунд для человека. В бессмертной жизни ангела, которая измеряется тысячелетиями - это короткий, незапоминающийся миг. Мы даже не считаем свой возраст. Перестаем считать после первой тысячи. Сам я давно перестал заботиться подсчетом, но порой кажется, что мне нет ещё и сотни.