Выбор Пути
Шрифт:
Тут Москва, расслабляться нельзя.
Съедят.
Глава 21
20 апреля 1994 года, суббота
БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ
Студент в течение учебного года должен поработать на шести субботниках.
Это, оказывается, чёткая установка сверху. И да, ознакомясь, пусть только в первом приближении, с экономикой высших учебных заведений в целом
Потому что в институтскую хозчасть народ не идёт. Зачем кому-то работать дворником, грузчиком, электриком или сантехником в институте, если за ту же работу на стройке или заводе он и заработает много больше, и плюшек получит изрядно. Да вот хотя бы в виде заводской столовой, где борщ куда наваристей, чем в столовой студенческой. Далеко ходить не нужно: недавно виделись с бароном, так Шифферс уже в очереди на двухкомнатную квартиру, совершенно бесплатную, и сдавать дом планируют будущей весной. И зарплата у Яши не меньше, чем у брата Лисы, который шестой, что ли, год, раскатывает на «скорой» по Черноземску по двенадцать часов в сутки пять дней в неделю: брат Лисы строит кооперативную квартиру, и денежки ему очень и очень нужны.
Они всем нужны.
Что в этом случае делает АХЧ? В этом случае АХЧ нанимает тех, без кого никак, сантехника и электрика, и рисует им совмещение дворников и грузчиков. На самом деле, конечно, сантехники работу дворника не выполняют. Её выполняют студенты. На субботниках общих, а теперь вот на субботниках эстафетных, спасибо Наде. Нет, в самом деле спасибо. Её наша хозчасть очень уважает, ну, и свинячества на территории поменьше стало. И студенты аккуратнее стали, самим же ведь убирать.
Откуда я всё это знаю? А знаю это я потому, что меня выбрали в институтский комитет комсомола. Как лауреата, как делегата, и вообще. Был, говорят, звонок из самой Москвы: Чижика двигать по комсомольской линии, но ничем не нагружать, его Москва нагрузит особо важным заданием. Догадываюсь, что это произошло не без участия Карпова: он теперь член ЦК ВЛКСМ. И вообще знаменитость. Сейчас со Спасским играет в полуфинале. А я здесь мусор убирать готовлюсь.
Я изредка захаживаю на бюро институтского комсомола. Вместе с Надей — она тут человек-мотор. Деятельная. А я помалкиваю. Слушаю. И молчанием поднимаю собственный авторитет куда больше, чем если бы поддакивал, спрашивал и вообще суетился. Молчание значительнее, чем золото, молчание — сила.
И вот сегодня день Всесоюзного Ленинского коммунистического субботника. День рождения Ленина приходится на понедельник, и без того рабочий день, воскресенье — у людей другая радость, потому мы дружно собрались сегодня. Вместо учёбы, да.
Этот субботник отдельно от эстафетного, этот субботник — демонстрация единства советского народа. Будем работать всей страной. Кучно. Сажать деревья, подметать дворы, собирать мусор на прикрепленной территории.
А нас опять в подвал. Первую группу.
Наша группа, похоже, стала спецгруппой в смысле привлечения на работу деликатного характера. Там, где языком чесать не нужно.
Но, с другой стороны, кто, если не мы? Есть, наверное, секретные дворники, грузчики, мусорщики, но они задействованы на других объектах. А институт должен обходиться своими силами. Какие найдёт, теми и обходиться.
Нас тринадцать человек (двое приболели), хозчасть четыре человека и — преподов семеро! Вот уж чудо, так чудо. Ну, один. Ну, двое, куда ни шло, но чтобы семеро! Трое с нормальной анатомии, двое с топографической, и двое — биохимики. Всё больше молодые аспиранты.
Мы собрались в вестибюле, и тут прилетела первая радость:
— Девушки могут идти домой. Если ребята обещают не подкачать.
Конечно, пообещали.
И девушки ушли.
Биохимик, Иван Корнеевич, тот, что отпустил девушек, был, похоже, за старшего. Придирчиво осмотрел нас. Одеты мы были соответственно. В то, чего не жалко. Ну, до определенной степени. Не жалко чуть-чуть испачкать, не более. Рвать уже жалко. Очень.
— Ступайте за мной.
И мы ступили.
Сначала вниз, в подвал, где находился гардероб, по тёплому времени уже не работающий. Потом свернули в неприметную дверь, куда прежде я никогда не ходил, да и с чего бы мне ходить. Институт велик, подвал у него обширный, большинство дверей заперты.
Прошли. Повернули. Еще раз повернули — и оказались в противоположном крыле. Запахло формалином: где-то рядом кадаверная. Место, где в чанах с консервантом хранятся анатомические трупы. Долго хранятся. Годами. На одном и том же трупе учатся поколения. Ну, не поколения, конечно, но многие. Потому что подготовить качественно труп — дело непростое во всех отношениях.
Нас что, порядок в кадаверной привели навести?
Нет. Прошли мимо. Ну и хорошо.
Пришли в тупичок. Стена прикрыта фанерным щитом с лозунгом «Заём восстановления — в каждую семью!». И можно было разглядеть нечто, похожее на облигации займа. Дедушка мне их показывал. Да они у меня и сейчас есть. Никогда добром, говорил дедушка, ну, а если выхода нет, то, значит, нет. Считай, пропало.
Щит этот рабочий хозчасти поддел ломиком. Аккуратно. То тут отдерёт, то там, фанера, хоть и старая, а ещё хоть куда. То ли пары формалина её сохранили, то ли раньше фанеру делали лучше. Может, это и авиационная фанера?
Потихоньку отодрали щит и позвали нас — оттащить его в сторону. Чувствуя себя полным Буратино, я достал из кармана халата, того самого, сталинского, перчатки, опять те же самые, и взялся за край. Ребята встали рядом, и щит мы благополучно перенесли на указанное место. Метров на десять назад. Перенесли и прислонили к стене.
А за щитом была дверь. Металлическая. Тайна железной двери, да. Фильм мне нравился, книга ещё больше, я, хоть уже и не маленький, не раз мечтал: эх, хорошо бы найти коробок волшебных спичек!