Выбор сталкера
Шрифт:
И тут вдруг он снова слышит это подзабытое слово «трассер», да еще от кого! От бандюка в дорогом пальто! Но у них-то откуда взялся этот редчайший артефакт?
– Уведи его, Бен, – велел Исай, отыскав взглядом скучающего у двери Шрама.
– На укольчики? – с ленивым зевком спросил бандит, отлипнув от косяка.
– Не надо никаких укольчиков, – поморщился Цивильный. – Он пока неплохо себя ведет. Ну, за исключением того, что Картузу физию слегка… – Исай поводил раскрытой ладонью перед лицом. – Подразукрасил!
Старик надулся, словно обиженная школьница.
– Если бы нас не растащили, –
В любой другой ситуации Костя бы фыркнул, возможно, даже разразился остроумным комментарием. Но сейчас было не время и не место для шуток. Ближайшие несколько дней Смычок, очевидно, проведет в палате с Сергеем, а потом с кладбища вернется отряд… и хорошо, если сталкер ткнул пальцем в небо и попал. А если там все же ничего не обнаружат? По-хорошему, надо бы Разуваеву как-то весточку отправить, но только как? Голубя поймать, к лапке примотать записку и сказать, чтобы летел в Искитим?
Судя по всему, Смычку остается только ждать. Присматриваться к окружающей обстановке и думать. Сколько займет путь до Бердского кладбища? День от силы. Туда и обратно получается два. Все, что от него требуется сделать за это время, – как-то связаться с начальником институтской СБ. Казалось бы – двадцать первый век, удобства в виде Интернета, соцсетей и мобильной связи давно уже воспринимаются как должное… но сама больница, пустующая с начала семидесятых, будто машина времени, против воли перенесла его в «совок», лишив доступа к Мировой паутине.
Может статься, идея с почтовым голубем окажется лучшей из всех, что осенят его в последующие дни.
Новое пробуждение разительно отличалось от предыдущих: на сей раз Логвинов очнулся не в занюханной палате с припадочным соседом под боком, а в некоем подобии лаборатории Потрошителя. Здесь пахло лекарствами, ярко горели огромные операционные светильники, а на лице его была маска для наркоза, от которой уходил к массивному аппарату гофрированный шланг. Чуть поодаль от койки двое хирургов в зеленых халатах и с зелеными же респираторами на лицах о чем-то переговаривались на неизвестном Игорю языке. Офицер знал лишь английский, и то неважнецки, но, судя по тому, как убедительно грассировали врачи, перед ним были французы.
Странно, но боль во всем теле, сопровождавшая его во время последнего пробуждения, как будто куда-то подевалась. Ради эксперимента Игорь повернул голову в одну сторону, потом – в другую, а затем слегка приподнял левую руку и несказанно удивился тому, как легко ему дались все эти действия. За те крошечные периоды, которые он проводил в сознании, Логвинов до того успел привыкнуть к боли, что происходящее казалось сном наяву. А может, это и был всего лишь сон? Может, он по-прежнему спит в своей убогой палате, а рядом с койкой ползает тот нервный калека, подслеповато щурясь и непременно охая из-за боли в увечных ногах?
Пожалуй, есть только один способ проверить эту догадку.
Хирурги были настолько увлечены беседой, что никакого внимания на Офицера не обращали, и он, протянув правую руку к столику, коснулся скальпеля, лежащего на самом краю. Холодный, словно ледышка, отметил Логвинов, сжимая находку в ладони.
Офицер вытянул руку вдоль тела, чтобы торчащее из кулака лезвие
Интересно, зачем его вообще доставили в операционную, размышлял Игорь, невольно вслушиваясь в диалог французов. Эх, понять бы хоть слово! Но с его познаниями в иностранных языках это было, конечно же, невозможно.
Оставалось только ждать, когда они подойдут поближе.
И буквально через пару минут его терпение оказалось вознаграждено: Логвинов не видел хирургов, но то, что голоса их стали звучать громче, понял сразу. Сигналом к старту послужило прикосновение к его левому запястью – один из французов, видимо, намеревался проверить пульс сталкера.
Открыв глаза, Игорь полоснул его скальпелем по горлу. Кровь тугой струей хлынула наружу, щедро полив сорочку сталкера, и он резко оттолкнул ошалевшего хирурга в сторону. Мужчина неуклюже плюхнулся на спину и, схватившись за горло обеими руками в надежде остановить кровь, затрясся всем телом. Второй француз, глядя на извивающегося напарника, от неожиданности выронил стальное «корытце», которое держал в руках, и в ужасе отпрянул от койки. Посудина жалобно звякнула и перевернулась, окатив пол дымящимся кипятком. Офицер сорвал с лица маску, резко сел и спрыгнул на пол. Француз пятился, пока не уперся спиной в стену. Вздрогнув от неожиданности, он с надеждой покосился на двустворчатую дверь. Игорь, проследив его взгляд, осклабился. Стуча босыми пятками по полу, он устремился к трясущемуся французу; лезвие скальпеля, уже отведавшее крови, зловеще блестело в ярком свете ламп.
Подойдя к застывшему в страхе хирургу вплотную, Логвинов ухватил его за грудки и впечатал в стену. Врач болезненно охнул, поморщился, но Офицер не собирался останавливаться на достигнутом: приставив скальпель к горлу француза, он прошипел:
– Сергей Логвинов.
Француз лишь глупо хлопал глазами.
Тогда Офицер хорошенько встряхнул его и рявкнул, брызжа слюной:
– Где?!
– Г… где… – с трудом выговорил хирург, спотыкаясь на одном-единственном слоге.
– Где. Сергей. Логвинов, – разделяя слова громадными паузами, повторил вопрос Игорь.
– Сергей Логвинов… – повторил врач, хмурясь.
Внезапно морщины на лбу разгладились, и он с некоторым облегчением воскликнул:
– Секонд флор! Севен чамбер он секонд флор!
– Сэнкс, – буркнул Игорь и врезал хирургу в подбородок локтем – коротко, без замаха.
Врач мигом обмяк, и Логвинов позволил ему упасть, убрав руку и отступив. Оглянувшись назад, он убедился, что второй француз благополучно испустил дух, и побрел к выходу. Ноги утопали в разлитой по полу бледно-красной жиже – кипяток вперемешку с кровью убитого.
Нагло вываливаться из операционной Игорь не стал – мало ли какие чудеса ждут снаружи? Прислонившись спиной к стене, он слегка приоткрыл ближайшую створку и выглянул в образовавшуюся щель. Никого. Тогда Логвинов поменял сторону и проделал то же с другой створкой. Опять пусто. Обзор, конечно, из таких позиций был отвратный; наверняка в коридоре кто-то дежурит, подумал Офицер, обливаясь потом. Он затравленно оглянулся через плечо. Придется идти наугад, поскольку другого выхода из операционной, видимо, не существует в принципе.