Выбрать свободное небо
Шрифт:
— Ей было не больно, — пробормотал Ральф, — я сделал все, чтобы ей было не больно…
— Что? — не поняла Золотая драконица.
— Не важно, — он злобно помотал головой. — Это все не важно.
— Ты любил ее.
— Да. Это была еще одна женщина, которую я любил и которая погибла из-за меня.
— Ральф… — она хотела дотронуться до него, обнять — но он отпрянул.
— Не надо… — и он ушел в другой угол спальни и уселся в кресло подле пылающего камина.
Молчание упало на них, как беспросветный мрак, что плескался за окнами
— Ральф. — Элеонора поднялась, неторопливо подошла к камину и стала смотреть прямо в глаза дракону. — Ральф… Я хочу этого ребенка.
— Нет. У двух драконов не должно быть общего ребенка. Не должно быть. И у нас не будет.
— Тогда ты мне должен объяснить — почему.
— Нет. Не должен.
— Я жду тебя уже сотню лет… Я и не с тобой — ты не позволяешь… И не сама по себе — ты не отпускаешь меня… Ты должен. — Она не кричала — нет. Элеонора вообще никогда не повышала голос. Но было в этой тихой размеренной речи такая сила, что Ральф — Черный дракон — покорился.
— Существо, что нам противостоит — потомок Черного и Красного драконов.
— Он же бескрылый…, - прошептала Элеонора.
— Он бескрылый, искалеченный изуродованный. Кровавый. Но дракон. Он — сын моего отца…
— Что?
— Была уже такая же история любви, как у меня… Понимаешь! Была! Уже любила Красная драконица Черного дракона. Уже сливались они в единое существо высоко в небе… И у них появилось яйцо. Только… Только отправились они не на суд драконов. Родные Красной дали ей возможность выносить плод. И дракончик появился на свет. Он подрос. Я не имею понятия, почему потом, спустя какое-то время Владетель Граах, решил уничтожить ребенка своей сестры… Я знаю лишь то, что юный дракон смог вырваться. Вырваться и бежать из этого мира. Я могу представить его ненависть… Ненависть к тем, кто лишил его неба…
— А откуда ты это знаешь?
— Мы с ним беседовали, — горько усмехнулся Ральф. — И я теперь понимаю стремление Красных уничтожить потомство Драконов.
— Может, дело не в том, чей это был сын… Может быть, дело в ненависти, которую испытывает это существо к тем, кого до этого любил…
— Мы не знаем, почему старший рода принял такое решение. Что он увидел в племяннике… А если тоже самое мы увидим в нашей дочери и нам придется принять решение уничтожить ее…
— Тебе придется принять такое решение.
— Что?
— Тебе, только тебе. Я же буду, абсолютно при любых обстоятельствах, сражаться за мою дочь до последнего вздоха. И любой, даже ты, сможет причинить ей вред, только убив меня.
Они замолчали.
— Может быть, этого не хватило молодому дракону… Защиты и любви… — тихонько проговорила Элеонора.
— А может драконам нельзя иметь друг от друга потомства… Попросту нельзя.
— Попался!
Он резко обернулся — Тереза смотрела на него и смеялась.
— Давай уедем ото всех, — улыбнулся в ответ
— Куда? — она подоткнула одеяло.
— Не знаю. Куда-нибудь, где есть море, нет людей.
— Песок, — мечтательно покачала головой Тереза, прикрыв глаза. А мы на какой-нибудь яхте покатаемся?
— Думаю, — широко улыбнулся Зубов, — как-нибудь мы это организуем. Ты, я, Лиза… Океан…
— И белый-белый песок острова. Острова, который принадлежит только им.
— Им? — удивился Зубов.
— Это — цитата. Из моего романа…
— Про любовь? — уточнил муж.
— Нет. Про войну и цену победы. Про предательство… Хотя и про любовь тоже… И вообще, — рассердилась Тереза, — откуда я знаю, про что книжка… Как уместить то, над чем я работала год в одно предложение… Не знаю, я так не умею… Про что?… Про все! Книжку читать надо!
Глава восьмая
Лиза сразу напряглась, как только поняла, что ей придется пройти через арку. Там, где-то за темной пастью арки — а она была готова спорить на что угодно, что и в этой арке такие точно трещины на стенах, как в ТОЙ — виднелся просвет двора — но туда еще надо было дойти…
Художница почти с ненавистью посмотрела на простенькую табличку — черное на белом, никакой замысловатости в буквах — «ИЗДАТЕЛЬСТВО NE-ФОРМАТ». Потом тяжело вздохнула — уже от неприязни у себе… И нажала кнопку звонка.
— Скажите, что это ремонтники!.. — раздался женский голос.
— Это Лиза, — печально отвечала художница — преисполняясь сочувствия к этому голосу — людям нужны какие-то ремонтники — а тут она…
— Лиза? Лиза Драпкина? — голос повеселел. — А мы вас ждем… Нет! — вдруг закричала она. — Это не ремонтники… Простите, я вам сейчас открою.
И голос в трубке исчез. Лиза подергала железную, кованую дверь — ничего…
— Я иду! — раздался издалека тот же голос. — Можно сказать, бегу.
Лиза вдруг так обрадовалась, что ей не придется пересекать подворотню одной — значит, можно не разглядывать трещины на стенах арки…
— Добрый день, Лиза. Я — Светлана, помните меня? — за воротами стояла секретарь Терезы Тур.
— Да, — художница заулыблась. — Вы мне еще визитку приносили.
— У нас ворота барахлят сегодня, с пульта не открываются — и камера не показывает…. — Светлана подносила брелок, но ничего не происходило — ворота не открывались. — Ну, пожалуйста, ну миленькие, давайте. Не капризничайте…
Лиза смотрела во все глаза на эту беседу — и думала о том, что со Светланы хорошо рисовать сказочный персонаж. Сказочную птичку-невеличку. Веселую, неугомонную. Она скакала бы по земле, поводя любопытным тоненьким носиком, а потом превращалась бы в прекрасную царевну. А цвет у птички будет вроде бы самый простенький, невзрачный даже вроде бы… Но с такими переливами… А картину надо писать сразу в двух пластах — на переднем плане — птичка, а там, в глубине, эта птичка превращается в человека. Но как совместить…