Выбрать волю
Шрифт:
— Солнечная полагает, что это было преднамеренное убийство, — спокойно пожал плечами Дерек. — Если так, то она в своём праве.
— Если так, — зло передразнил Грэхард, — то это внутрисемейное дело, и солнечной оно никак не касается, потому что она уже давно не часть этой семьи!
Дерек сложил руки на груди и спокойно поинтересовался:
— Хорошо, и что ты мне предлагаешь, о сиятельный? Сказать ей: прости, Эсна, но дело закрыто, потому что владыка велел тебе не совать в него свой нос?
Лицо
— Что вы вечно из меня какого-то тирана делаете! — свирепо воскликнул он, притянул к себе досужий документ и размашисто подписал, после чего сунул Дереку с раздражённым: — Да разбирайтесь в чём хотите!
— И нечего так злиться, — рассудительно ответил тот, забирая вызов. — Ревность к мертвецам — последнее дело, дружище.
Грэхард посмотрел на него в ответ как-то странно — как будто он сморозил большую глупость, — но потом махнул рукой:
— Не желаю обсуждать эту тему, — и потянулся за следующим документом.
Интермедия
Женщины рода Раннидов ходили в храм Богини неизбежно в сопровождении большой охраны. Возглавлять охрану такого рода считалось миссией почётной, но несколько занудной. Бравые вояки не очень-то жаждали проводить по паре часов в храме, слушая заунывные мотивы. Впрочем, у столичных офицеров хватало и других скучных миссий, поэтому в ходу между ними было обмениваться неприятными дежурствами, выбирая из неприятного то, что казалось наиболее терпимым.
Так что никого не удивляло, что дам в храм чаще всего сопровождал генерал Дрангол. Собственно, именно поэтому княгине не составляло труда с ним связаться — она видалась с ним, почитай, каждую неделю, за редким исключением.
Эсна, получившая способ легальной связи с семьёй, в храм не ходила никогда, поэтому это обстоятельство осталось ей неизвестным.
Генерал же, кажется, отнюдь не тяготился своей нудной обязанностью. Кареты дам он сопровождал верхом, обменивался шуточками с кучером и охраной и выглядел весьма благодушно — хотя его миссия как раз была более тяжкой, чем у остальных. Большая часть охраны оставалась снаружи — где вполне можно было поиграть в кости и карты — и только генерал входил в сам храм, чтобы оберегать благородных дам и там.
Надо сказать, что жрицы его недолюбливали; им вообще было не по душе, когда на молениях присутствовал кто-то из мужчин. Но Грэхард в этом вопросе был неумолим и твёрдо стоял на том, что его семью во время молитвы должен оберегать хотя бы один офицер.
Генерал, впрочем, не сильно скучал, потому что обрёл себе прекрасных собеседников в лице звёздной бабушки и небесной княгини. Обе они не отличались сильным религиозным чувством, и в храм ходили скорее именно ради этих бесед. Немного отбившись от остальных, они устраивались
Бабушка, впрочем, приезжала в храм не каждый раз — здоровье у неё уже было слабовато — поэтому зачастую приятная беседа разделялась только между княгиней и генералом.
— Сегодня у них что-то новенькое, — хмыкнул генерал, кивая в сторону жриц, чьи моления он давным-давно знал наизусть.
— Говорят, осада на западе вот-вот закончится нашей победой, — улыбнулась княгиня. — Мы молимся о том, чтобы так и было.
— Ну! — усмехнулся в усы генерал. — Уирнед знает своё дело и дожмёт этих марианцев! — уверенно предрёк он.
Третья Марианская кампания считалась официально законченной, но войска генерала Уирнеда вот уже несколько месяцев осаждали один из горных фортов. Упрямые марианцы отказывались выбросить белый флаг, но победа ньонцев была лишь вопросом времени.
— Грэхард планирует четвёртый поход, — весьма сухо произнесла княгиня.
Генерал сдержанно кивнул:
— Да, предположительно, весной начнём подготовку.
Княгиня посмотрела на него долгим вдумчивым взглядом.
Его лицо отображало собой грусть.
— Я буду скучать по этим разговорам, — наконец, сухо и холодно признала она.
Таким тоном люди обычно приказывают удалиться тем, кто им неугоден, а никак не озвучивают вещи столь сентиментальные.
Уголки его рта задрожали от сдерживаемой улыбки, которую, впрочем, вполне скрывали усы.
— Вы позволите писать вам? — светским тоном осведомился он, сопровождая свою просьбу лёгким поклоном.
Она смерила его холодным взглядом и с королевским достоинством в голосе строго ответила:
— Безусловно.
Он не выдержал и рассмеялся.
— Тише! — нервно обернулась она и досадливо ткнула его кулачком в плечо. — Охота вам смеяться надо мной!
— Эйни... — он перехватил её руку и нежно сжал в своей ладони.
В её взгляде и голосе читался упрёк, когда она попросила:
— Ах! только не начинай!..
Он послушно замолчал; улыбнулся одними глазами, наклонился и поцеловал её руку.
Она отвернулась, но по тому, как дрожала её рука, становилось очевидно, что она крайне взволнована.
— Однажды я украду тебя, небесная, — склонившись к её уху, пылко пообещал генерал.
Она прикрыла глаза ресницами и с минуту молчала, овладевая стуком сердца. Повернулась к нему — их лица оказались близко-близко — и прошептала:
— Если ты так сделаешь, я убью тебя.
Тем не менее, сказано это было тем тоном, каким признаются в любви.
— Значит, я умру от твоей руки, — с улыбкой согласился генерал, отнюдь не напуганный этой угрозой.
Она бросила на него взгляд, полный упрёка, и отодвинулась.