Вычеркнутые из судьбы (Семь стихий мироздания - 2)
Шрифт:
Данила дождался, когда в спальне наступит тишина и спрыгнул со своей полки.
– Ну что, оклемался?
– раздался приглушенный шепот Доная.
Гаюнар медленно повернулся к другу.
– Врезал бы я тебе за твои фокусы, - процедил он сквозь зубы, - да не хочу остальных будить.
– Я-то думал, Бер-Росс объяснил тебе, как обстояло дело.
– Вот именно. Объяснил, как ты обычную бормотуху превратил в наркотик.
– Ну-ну, извини. Я же не из вредности тебе свинью подложил, так получилось.
Данила отвернулся, а Ви-Брук на всякий случай приподнялся
– Ладно, проехали, - сказал он.
– И... спасибо, что вытащил меня оттуда.
Он кивнул Донаю и вышел из каюты.
На корабле царила тишина. Ничто не оставляло ощущения тревоги, и лишь беспорядок в кают-компании напоминал о едва не постигшей звездолет катастрофе. А у Гаюнара на душе опять скребли знакомые кошки. Шлейф кометы, символизирующей Космос, петлей охватывал Твердь, Воду, Огонь, Воздух, Смерть и Жизнь, и его Стихия была не ближе и не дальше от ядра небесного странника, чем все остальные. "Самая хрупая и необязательная часть Мироздания, - горько усмехнулся про себя пилот, рассматривая тонкую ветвь дерева на барельефе.
– Я кругом попадаю в неприятности, и как правило у всех на виду. Серафима, - он тряхнул головой, надеясь прогнать невеселые мысли, - представляю, что ты обо мне думаешь!.. Нет, дальше так продолжаться не будет. Кроме меня самого никто не изменит мою судьбу".
Дверь в кабину Гаюнар хлопнул чуть сильнее, чем требовалось, и звук от столкнувшихся створ прокатился по всему ярусу звездолета. Он вздрогнул от неожиданности, ругнулся про себя и широкими шагами прошел к пилотской линии. Это было одно из немногих мест, где он чувствовал себя уверенно.
– Не спится?
– прозвучал мягкий обволакивающий голос Каляды.
Данила круто развернулся. Серафима спокойно сидела в глубоком кресле на капитанском мостике, хотя он мог поклясться, что секунду назад ее здесь не было.
– Я не устал, то есть...
– он смущенно встал перед Калядой, чувствуя, как загораются уши, - я хотел проверить обстановку. Не нравится мне этот Мир. Он пуст, будто его заняли Кочевники.
– Здесь нет никого и ничего, - Каляда поправила волосы.
– Нас забросили в точку, где Вселенная еще не образовалась. Периферийный цикл, повторяющий историю большинства Миров Структуры.
Гаюнара, по правде сказать, характеристики Мира не интересовали. Он собрался с духом и, стараясь вложить в слова как можно больше твердости, сказал.
– Серафима, ты должна отдыхать. Я останусь на вахте.
Каляда улыбнулась.
– В этом нет необходимости.
– Почему ты всегда всё берешь на себя?
– воскликнул он.
– У нас есть мужчины, чтобы выполнять тяжелую работу!
– Получилось так, что я капитан этого корабля, - осторожно возразила Серафима, внимательно глядя в глаза пилота.
– Ну и что из того?
– он расходился не на шутку.
– Ты молодая красивая женщина, и ты не имеешь права ломать свою природу! Ты постоянно опекаешь нас, заботишься о каждом, но кто позаботится о тебе? Или капитан зачеркивает свое "я"?
–
– Пусть будут эмоции! Но неужели ты ни разу не поговоришь с кем-то просто так, о пустяках? Не примешь помощь и никогда не позволишь человеку, которому ты дорога, прикоснутся к тебе?
– Данила, давай оставим эту тему, - серьезно прервала Каляда.
– Оставим навсегда?
– Гаюнар вплотную приблизился к ней.
– Скажи, ну почему? У тебя есть кто-то, которому ты поклялась в верности?.. Что не отвечаешь? Ты не понимаешь, да? Ты такая умная, неприступная, сильная, но я все равно люблю тебя!
Каляда молчала. Она могла бы сейчас нехитрым сенсорным приемом заставить молодого человека успокоиться, могла блокировать в его сознании даже ассоциации на поднятую тему, но мысль эта потухла, едва зародившись. Никогда, нигде, никому не удавалось убить любовь.
– Скажи хоть что-нибудь!
– в голосе Данилы сквозь отчаяние и боль слышалась мольба.
Серафима подняла на него печальные глаза.
– Я боюсь за тебя. Ты хороший, добрый парень, и я не хочу, чтобы ты испытал разочарование. Я не такая, какой кажусь. Я значительно больше прожила на свете, чем ты думаешь. И...
– она умолкла; сказать Гаюнару сейчас, что она Посредник, значило бы надолго ранить его пылающее страстью сердце.
– Я обещаю, - продолжала Серафима негромко, - ты узнаешь обо мне потом, позднее. А теперь забудем этот разговор.
Данила стиснул зубы и отошел на шаг.
– Хорошо, - выговорил он.
– Только знай, какая бы ты ни была, я буду любить тебя до самой смерти. Если прикажешь, я уйду, прикажешь - исчезну в бездне Миров, но с твоим именем на устах.
Он почти бегом бросился к двери. Шаги застучали по лестнице на технический ярус корабля и затихли. Серафима прикрыла глаза.
– Я напрасно убеждала себя, что его чувства по-юношески поверхностны, прошептала она, вздохнула и вернулась к терминалу.
Окутав себя сенсорным полем невидимки, Посредник вновь выпустила зонды-щупальца и коснулась ими пульта. Корабль был нем, но из глубины сознания на этот раз появился едва отличаемый от собственных мыслей зов. Каляда прислушалась. С ней говорил Космос.
Оливул проснулся от того, что кто-то настойчиво тряс его за плечо. Подняв голову, он увидал Грега.
– Огонь зарождается, - быстро заговорил Гай-Росс.
– Он с минуты на минуту займет Мир.
Белый князь соскочил с верхней полки.
– Капитана предупредили?
Гор, только что разбудивший Доная, не дослушав его мнения о пророчествах, метнулся в тамбур, но тут динамик щелкнул, и после предупредительного сигнала каюту наполнил голос Каляды:
– Друзья, у нас чрезвычайная ситуация. Экстренно выходим в Структуру. Готовность три минуты.
– Что случилось?
– выглянула из-за перегородки Юлька.
– Дуй в башню! Глаза по дороге протрешь, - скомандовал ей брат, выскакивая за дверь.
Серафима настраивала вспомогательный энергокорректор, когда Бер-Росс и следом Донай вбежали в кабину управления.