Выдержка
Шрифт:
— Грязная работа, — поморщился Сгорбыш.
— Ну, брось ее.
— А деньги? Послушай, почему именно нам все это достается?
— Что это?
— Грязь. Чистенькими, пожалуй, были только жених с невестой. И то без скандала не обошлось.
— А чего ты хотел? Бедному человеку не придет в голову выкинуть тысячу долларов за такой оригинальный подарок, как фотоальбом. Он купит что-нибудь полезное, для дома, для семьи. В крайнем случае, даст деньгами. Значит, мы имеем дело с людьми, которым все это уже приелось. Которые не пользы хотят от вещей, а развлечений.
— На пенсию, — усмехнулся Сгорбыш. — Стар я уже для таких игр.
И мы разошлись в разные стороны. Он — домой, и я — домой. Только он поехал в однокомнатную берлогу на окраине Москвы, а я — во дворец с десятью спальнями здесь же, на Рублевке. Встретили меня с распростертыми объятьями. Когда я рассказал историю проникновения на территорию комбината отцу, он долго смеялся. Просто-таки хохотал. Заливался смехом.
— И ты, говоришь, даже сделал снимки? — вытирая слезы, спросил папа.
— Да, — скромно опустил глаза я.
— Ох! Ну, ты мне, конечно, помог!
— Ты что, собираешься купить комбинат?
— Нужен он мне был! — усмехнулся отец. — Предприятие убыточное. Трубы гнилые, котельная скоро рухнет.
— То-то он ужом вился! Выходит, продать хотел? Но что же мне теперь делать! Ведь я его пригласил!
— Ладно, как-нибудь справимся. Я ему позвоню.
— Спасибо, папа! За мной должок.
— А что с тебя взять? — задумчиво спросил отец. — Оболтус ты, Леня. Ладно. Иди к матери. Ждала.
Вечер прошел в тихой семейной обстановке. Мы ужинали, пили бордоское вино десятилетней выдержки, говорили о политике и искусстве. Мама была счастлива. Я ведь долго не баловал ее своим вниманием. Под конец она спросила:
— Леня, а кто автор замечательного портфолио, которым я никак не могу налюбоваться?
— Ты имеешь в виду мои фотографии? — кисло спросил я.
— Именно.
— Один человек. Я с ним работаю. Он, действительно, гениальный фотограф.
— Может быть, он сделает и мой портфолио?
— Мама! Ты хочешь приехать к нам в студию?! Да ты знаешь, что это за место?!
Мать с отцом переглянулись. Я и не думал, что есть такая профессия: «светская львица». Оказалось, есть. Работа эта такая трудная, что им, светским львицам, надо молоко за вредность давать. Моя мать, к примеру, всегда занята. Она не появляется на публике дважды в одном туалете либо строго это дозирует. Если среди приглашенных ее видели в этом наряде двое-трое, в крайнем случае пятеро, то можно. Но после второго банкета или приема наряд можно списывать. В нашем особняке есть отдельная комната, где хранится только женская обувь. Мамин день расписан по минутам. Утро она начинает в бассейне, продолжает в салоне красоты, а заканчивает на светском рауте. Ее везде хотят видеть, и она всегда неотразима. Первое следует из второго. Она — законодательница мод, дама с безупречным вкусом. Я представил, как она приходит к нам в студию, потом позирует Сгорбышу под шушуканье «задника», и содрогнулся.
— Но
— И парикмахер, который стрижет собачек, — кисло добавил я. — Но SPA-процедуры мама проходит в местах, для этого отведенных.
— У них специальная аппаратура, — улыбнулась мама.
— У фотографа тоже аппаратура. Если ты хочешь студийные снимки, то делаются они не дома.
— Мы создадим ему все необходимые условия, — заверил отец. Он безумно любит мою мать и во всем ей потакает.
— Зачем тебе эти фотографии? — спросил я у матери.
— У меня скоро юбилей, — улыбнулась она. Видимо, знаменитую улыбку я унаследовал от нее. Она тоже не умеет плакать, когда ей больно.
— Не скоро. Тебе только-только исполнилось сорок девять.
— Осталось меньше года. Я давно уже не видела таких хороших снимков.
В этот момент отец встал и отошел к окну. Потом извинился и удалился в другую комнату. Дела его надолго не отпускали.
— Мама, есть один тонкий момент. — Ей я мог открыться.
— Какой же, сынок?
Сынок! Я невольно вздрогнул. Ну, как ей объяснить?
— Этот человек — мой напарник. Но он не знает, кто я. Он не знает, что мои родители богатые люди, и я могу вообще не работать. Мы с ним так здорово ладим, потому что он думает обо мне, как о равном. Я не хочу, чтобы ты все испортила. Я дам тебе номер его телефона, если ты не скажешь, что я твой сын. Ты просто заказчица. Богатая клиентка с Рублевки. Но ко мне это не имеет никакого отношения.
— Хорошо, — улыбнулась мать и потрепала меня по волосам. — Я сохраню твою тайну. А папе мы вообще ничего не скажем. Он предоставляет мне полную свободу действий. У него своя работа, у меня своя. Снимки чудесные. Их можно разместить в глянцевых журналах. К тому же я щедро ему заплачу.
— Тогда записывай номер мобильного телефона! — весело сказал я. Деньги Сгорбышу нужны.
— Записала, — сказала мать, поглаживая блокнотик. — А кого спросить?
— Его фамилия Сгорбыш. Павел Сгорбыш.
Мне показалось, что она в замешательстве. Во всяком случае, она задумчиво сказала:
— Где-то я слышала это имя. В связи с чем-то.
— Он хороший фотограф, — заверил я. — Но пьет. Была неприятная история с известной актрисой. Я знаю, ты иногда смотришь этот сериал. Ее снимки в обнаженном виде были обнародованы в Интернете.
Я назвал имя.
— Ах вот оно что! — всплеснула руками мать. — Но почему мне знакома его фамилия? Где же я ее слышала?
— Может, его вычислили? И все знают, кто продал снимки? Мир полон слухов.
— Я это уточню. И ты говоришь, что работаешь с этим… как его? Сгорбышем?
— Он мой напарник. Знаешь, мне с ним интересно. Он — гений фотографии! Жаль, что ненавидит цифру. Но я над этим работаю.
— Какой же ты еще ребенок. — И она вновь ласково потрепала меня по волосам. Потом что-то записала в золотом блокнотике и поднялась. — Не хочешь погулять по парку? У нас расцвели чудесные розы.