Выдумщик (Виртуозный грабеж)
Шрифт:
– Не-е-ет! Я отсюда никуда! – убежденно заявил Павел. – Меня и Подмосковье устроит. Пережду с тобой какое-то время, а потом вернусь. Как вы думаете, скоро все это уляжется?
Герман и Алексей посмотрели друг на друга и одновременно пожали плечами.
– Это, брат, такое дело, – неопределенно заметил Алексей. – В газетах объявлений давать никто не будет. Просто если будем вести себя тихо и не высовываться, то, я думаю, может обойтись. Про Володькину девчонку милиция, похоже, не знает, а сама она туда не пойдет. С чем она пойдет? Нет, не думаю.
– Ну, а что собираешься дальше-то
– Пока деньги есть, с матерью сидеть буду, – мрачно сказал Алексей. – А дальше… Не знаю, не загадывал. Может, в таксисты пойду. У меня ведь башка не так здорово работает, как у тебя. Если один попробую шустрить, то мигом засыплюсь.
– Ладно, когда соберусь в дальние края, заеду за тобой специально, – великодушно сказал Герман. – Ты извини, но твоя мать… Люди ведь не вечны.
– Это да, я об этом каждый день думаю, – признался Алексей. – Вот только не решил, хорошо это в конечном счете или плохо.
– Хорошо, – сказал Герман. – Я думаю, вечная жизнь – это самое страшное наказание, какое только можно придумать.
– Глупости! – убежденно заявил Павел. – Каждый хотел бы жить вечно. И вообще, пошли отсюда – меня уже тошнит от жары.
На этот раз с ним никто спорить не стал. Они покинули парную, сполоснулись в бассейне и выпили пива в раздевалке.
– Получается, это у нас поминки такие по Володьке, – криво усмехаясь, сказал Алексей. – Ну ничего, он парень без предрассудков был, на нас не обидится. А вообще я побежал, ребята. Мать долго одну оставлять нельзя.
– Я завтра днем тебе твою долю завезу, – сказал Герман, глядя ему в глаза. – Ты только дома будь. Часов в двенадцать.
Алексей пообещал быть и ушел. Вскоре собрались и Герман с Павлом. На улице их дожидалась булыжно-серого цвета «девятка», собственность Павла. – Он приобрел ее совсем недавно на те деньги, которые получил за угнанный «Мерседес» Василевского. «Мерседес» купили двое каких-то замкнутых, плохо выбритых типов, которых нашел Герман. Выручку, не слишком большую, он без колебаний отдал Павлу. Нужно было признать, что он никогда не мелочился.
– Тебя подвезти? – предложил он Герману.
Тот оглянулся по сторонам. Было еще не поздно, но вокруг будто стояла глухая ночь – никого на улицах, рябь огней в полосах дождя, назойливый холодный ветер, в такую погоду хотелось сидеть дома, а не ловить на углу такси. И Герман изменил своим правилам. До сих пор он старался добираться до своих, как он их называл, «конспиративных квартир» без свидетелей. Он и от друзей их скрывал. Не оттого, что не доверял, просто люди не должны знать того, что может принести им вред. Герман никогда не жаловался на отсутствие внимания со стороны женщин, а в настоящее время пользовался благосклонностью сразу трех. При отсутствии собственного жилища это было очень удобно. Основной его пристанью был загородный дом одной стареющей бизнесвумен. Она год как разошлась с мужем и очень страдала от одиночества. Герман как мог пытался избавить ее от страданий.
Но сегодня ему совсем не хотелось тащиться в такую даль. Ревновать деловая подруга не могла – для нее он обозначил род своих занятий как службу в «очень серьезной структуре», намекая, разумеется, на ФСБ. Подруга на этот крючок охотно
В итоге он решил, что большого греха не будет, если Пашка один-единственный раз отвезет его на «конспиративную квартиру». На Таганке, в старом доме, в скромной однокомнатной квартирке жила еще одна подруга – начинающая актриса. Для нее Герман был издателем, одним из магнатов желтой прессы, и она смотрела на него снизу вверх. Встречались они не слишком часто, обычно Герман ссылался на страшную загруженность, но встречи эти были чрезвычайно жаркими. Вспоминая об этом, Герман даже улыбнулся от удовольствия.
По пути Герман заскочил в магазин, купил коробку конфет, шампанского и связку бананов, которые Ленка до безумия любила. Потом Павел отвез его на Таганку, высадил у нужного дома и уехал. Герман на всякий случай напомнил ему:
– Завтра, как с Алексеем разделаюсь, к тебе зайду. Будем решать, что с твоей халупой делать. Я кое-кого из риелторов знаю, может, и не самый большой навар возьмем, зато все будет шито-крыто, за это ручаюсь.
Павел ничего на это ему не ответил, но Герман по его замершему лицу видел, что идея продать квартиру уже не увлекает товарища, но пока он еще не набрался духу в этом признаться. «Тяжело, когда кругом друзья, – с мрачной иронией подумал Герман, провожая взглядом красные огоньки Пашкиной машины. – У настоящих бандитов волчьи законы, а у нас что? Этого совесть мучает, у того мама болеет, и нужно входить в положение каждого, потому что ты сам не профессионал и к тому же душа-человек. При таком раскладе должно быть дьявольское везение, а оно – штука эфемерная, как известно».
Подняв воротник плаща, он зашагал к дому, размышляя о том, считают ли его настоящим бандитом ребята из МУРа и станут ли они входить в его положение, если доведется им когда-нибудь встретиться. Вообще-то он был уверен, что сумеет вывернуться. Может быть, даже забросит к черту этот рискованный промысел. Деньги кое-какие есть – можно осесть где-нибудь и попробовать начать жить сначала.
Что-то, однако, подсказывало Герману, что никакой новой мирной жизни у него уже не будет. Какая-то дьявольщина в крови все равно будет подзуживать его на подвиги. Не иначе в роду у него был кто-то, какой-то муромский разбойник, ушкуйник с кистенем.
Герман усмехнулся такому предположению и решил выбросить пока все из головы. Его ожидала ночь любви, а любовь молодой девушки требует полной сосредоточенности. Он не может ударить лицом в грязь.
Жаль, что у Ленки нет телефона, подумал он, открывая дверь подъезда. Ревность ему была несвойственна, и он не ожидал, что молодая девушка, актриса, будет вести монашеский образ жизни, дожидаясь, пока появится на горизонте светлый образ Германа. Но все-таки было бы неприятно столкнуться сейчас со счастливым соперником. Разумеется, все обойдется без скандала, но, как говорится, осадок останется, а ему вдобавок все-таки придется ловить такси на промозглой улице.