Выход 493

Матяш Дмитрий

Юлия, будто уловив его сигнал, сделала несколько коротких шагов, грациозно покачивая бедрами, и оказалась лицом к лицу с превратившимся в каменное изваяние Андреем. От нее пахло шоколадом — о боже, какой это вкусный запах!

«Я хочу ее! Я хочу ее съесть, я хочу ее облизывать», — он разжал кулак, и простынь соскользнула на пол.

— Ты нужен мне, — проговорила она тихо, и вмиг в голове у Андрея стало пусто. Никто еще ни разу в жизни не говорил ему ничего подобного. Он обнял ее, их лица сблизились, и его губы стали искать ее. Он еще никогда в жизни не целовался, да и видел, как это делается, только на фотографиях…

Поцелуй принес ему легкость и одновременно заставил все тело напрячься,

будто он готовился к прыжку. Напрягся так, что ноги чуть не свело судорогой. Андрей почувствовал, как ее рука скользнула по его шее, нежно коснулась груди, страстно скребнула ноготками по боку, затронула пупок и опустилась ниже… Сладострастный вскрик вырвался у него из груди.

О боже, еще ниже…

Объятый неистовым желанием, он все сильнее стискивал Юлю в объятиях, все сильнее целовал, будто пытаясь втянуть ее в себя. Девушка издала приглушенный сладострастный стон, не переставая ласкать Андрея. Не в силах более выносить сладкую муку нежных прикосновений ее пальчиков юноша чуть отстранился и с утроенной страстью силой рванул на ней китель, так что пуговицы разлетелись по всему отсеку. Оставалась еще майка, покрывающая две полусферы. Андрей ухватился за бретельки, силой потянул на себя, и тонкая ткань с треском разошлась. Случайно сорвал с шеи жетон на серебряной цепочке, но она не обратила на это никакого внимания.

Восклицать «О боже!» ему хотелось постоянно и безостановочно. Ее грудь, плотная, азартно вздернутая вверх, тут же оказалась в его руках, и он почувствовал, как ее тело пробивает мелкая дрожь. Он гладил, мял ее, целовал, пока не почувствовал, что она толкает его на каталку. О да… Не прекращая целовать торчащие соски, он позволил уложить себя на каталку и накрыть себя трепещущим телом.

В какой-то миг он почувствовал, как внизу помокрело, но они не обратили на это никакого внимания. Все это было верхом блаженства, которое только можно было себе представить, до тех пор, пока он не почувствовал что-то лишнее. Что-то щекочет его язык, щеки, не дает открыть веки… Колкий ужас вдруг обуял его, и уже в следующий миг он завопил как сумасшедший, принявшись размахивать руками, извиваться. В конце концов ухватившись за какой-то отвратительный скользкий отросток, Андрей стянул со своего лица ослабевшее, а скорее всего, умершее существо — то самое, которое на него положил Михалыч. С отвращением отбросил его в сторону, ощущая дурной привкус во рту. Затем поднялся с операционного стола и посмотрел на свое ложе.

Значит, все-таки сон…

— Очухался? — послышался насмешливый голос Михалыча. — Ну и как?

— Неплохо, — переводя дыхание, ответил Андрей. Это было поразительное ощущение: его лицо посвежело, мышцы тела набрались новой силой.

— Ну вот. А ты говорил: «Врач, врач». Это Юленьке скажи спасибо, когда вернется, — последнего «осьминога» на тебя не пожалела. А сны он хорошие подсылает, правда? — заговорщицки подмигнул Михалыч, покосившись на темное пятно чуть пониже ширинки и заставив Андрея густо покраснеть. — Хитрые твари. Мне вон, что не раз, то вареники домашние показывает. Просыпаешься, а в желудке марш. Кстати, есть не хочешь?

Но есть Андрею совсем не хотелось. Он думал о Юлии, все прокручивал в голове видение и чувствовал, как сердце бьется все сильнее и сильнее. Рассеянно блуждавший по отсеку взгляд Андрея вдруг зацепился за что-то блестевшее на полу возле колеса каталки. Присмотревшись, парень обнаружил, что это пуговицы с кителя, а рядом с ними обрывок цепочки с кулоном в виде кольца с расправленными внутри крыльями.

* * *

Дорожное полотно, успевшее за три с половиной десятилетия отвыкнуть от каких-либо нагрузок и смириться с теми обездвиженными грудами железа, что достались ей от «ядерного мая», в эту минуту

дрожало и покрывалось паутинными трещинами под весом трех тяжелых машин. Для нее, давно не вкушавшей такого кайфа шестиполосной магистрали, это было сродни массажу, разминающему старые кости и заставляющему кровь бежать быстрее.

В прожекторах уже не было никакой нужды — утреннее зарево достаточно освещало дорогу. Отчаянно стремясь спастись, экипажи машин, не сбавляя скорости, мчались сквозь прогнившие остовы легковушек, словно обезумевший бизон, расталкивая, сминая или подкидывая их в воздух.

С открытыми на всю дроссельными заслонками и вдавленными в пол педалями акселераторов, они неслись во весь опор, наперегонки с неумолимо наматывающей круг за кругом злокозненной секундной стрелкой. Неслись как угорелые, выжимая из старых двигателей последние силы.

Но время у них явно выигрывало.

— Елки, ну и где этот Яготин?! — остервенело переключая передачи, прогудел Секач. — Ты же еще полчаса назад говорил, что до него всего пять километров!

— Не мандражуй, Секач, успеем, — уверенно, будто это он решал, когда солнцу взойти и садиться, сказал Крысолов. — Если бы не чертов блокпост, давно уже прибыли бы на место — от Березани до Яготина всего тридцать километров пути.

— А если не успеем, Кирилл? Может, мы уже его проехали?

— Серега, ты, главное, не наводи тоску, ладно? Не проехали мы, вон за тем поворотом должен быть перекресток.

Крысолов вглядывался вдаль, выискивая в размытых утренней дымкой темных силуэтах на горизонте хоть какие-нибудь признаки города. Вглядывался до появления искр перед глазами. Но кроме давно брошенных заправочных станций, запыленных придорожных кафе и закусочных, некогда стилизованных под старину — с плетеными заборчиками, горшками и кувшинами на столбах, а на парковках словно с искони стоявшими там деревянными телегами — дорога ничем не подсказывала о приближении к городу.

Лишь по чистой случайности в бесполезно валявшемся у обочины куске жести, погнутом и кем-то погрызенном, Кириллу Валерьевичу удалось разглядеть несколько не задетых коррозией букв и цифр: …а… ков 380, П… ав… 288, а в низу —…оти… 2 и стрелка, указывающая налево.

Он на мгновение закрыл глаза, дабы запечатленная на ходу картинка как можно четче отпечаталась в его мозгу. Особенно цифры, ведь головоломку с недостающими буквами в словах на ржавом указателе он уже решил, это оказалось не так уж и сложно: Харьков, Полтава и Яготин. До последнего, если верить указателю, всего два километра.

Внезапно огромная сизая тень мелькнула в боковом окне.

Крысолов, затаив дыхание, прильнул к стеклу, всмотрелся в сосняк, ржавыми гвоздями упиравшийся в утреннее небо. На какое-то мгновение тень снова появилась и поплыла рядом с кабиной «Чистильщика». Но сколько бы Крысолов ни прижимался к стеклу, увидеть, что отбрасывало эту тень, ему не удавалось. А в следующий миг она снова скрылась из виду.

Легион или крылач? Господи, легион или крылач?

— Кирилл, — затрещала рация голосом Тюремщика — подавленным и встревоженным, — берегись, у тебя крылач, чтоб ему пусто было.

— Черт! — не сдержался Крысолов, ударив кулаком по обшивке двери. — Только этого еще не хватало.

— О-о-о, хрень, он что-то подымает! — закричал в рацию Тюремщик. — Кирилл, змеись, их там пара!

Крылачей вояжеры ненавидели больше всех остальных ползающих и летающих тварей. Эта перепончатокрылая бестия, взяв пропорции и форму тела от бурого медведя и обзаведшаяся крыльями размахом до семи метров, играючи могла поднять в воздух обломок бетонной плиты и швырнуть его в машину. Разумеется, в момент, когда никто этого не ожидает, и целиться она будет именно в кабину, по этому поводу можно было не питать никаких иллюзий.