Выход из Windows
Шрифт:
– Что значит трогала ли я вещи? Слушайтe, спешу заявить, что я ничего тут не брала и никогда ничего, вы понимаем? Как же вы можете меня подозревать. Мне бы даже в голову такое не пришло!
Нонна Богдановна попыталась успокоить старушку, но та разволновалась не на шутку.
– Послушайтe, послушайте, Нина Борисовна Это не я его ограбила. И убила не я. Я знаю, о чем вы подумали. Но зачем же обвинять невинного человека? Я всю войну медсестрой прошла.
Наше поколение не такое, как нынешние. Мы к чужой вещи и близко не подойдем. Да
– Какие доллары, Евдокия Григорьевна?
– Да вот они все на месте. В той секции - Она показала на небольшой ящичек в той части стенки где обычно хранят белье - Я как Адольфа с топором в затылке увидала, так сюда, вопервых, звонить, во-вторых, деньги проверила.
– Искали свою приготовленную зарплату?
Евдокия Григорьевна уцепилась за подсказку.
– Конечно. У меня, между прочим, дочь. И самой надо на что-то жить А где у него деньги лежат, я знаю.
– А деловые бумаги ? Сберкнижки?
– И в книжном шкафу , и в портфеле. В спать не сюит. Он его, правда, по-другому называл вроде "кекса" что-то. А деньги - вот они, проверьте, в ящике.
– Вам так доверял хозяин квартиры?
– А чего мне не доверять? Да я и сама наблюдательная. Но меня хоть пытай, я бы ничего не сказала, раз уж так доверяет человек. Да и деньги хорошие он мне платил.
– Много было работы?
– Много, - протянула Евдокия Григорьевна, потом запнулась, - но не очень. Он ведь часто в разъездах. Вот и вскорости собирался в командировку. А порядок - его, главное, постоянно поддерживать. Чуть слабинку дашь, глядишь, все мхом порастет. Boт только после вечеринок приходилось посуду в машину специальную загрузить, да на кнопку нажать. Да она не моет ни черта, только порошок переводить, а сколько он...
– Так вы взяли причитающиеся вам деньги?
Или больше?
Старушенция стянула губы, произвела ими манипуляцию, как наперсточник пальцами, и процедила:
– Ничего я не брала. А получка - вот, - она достала из халата стодолларовую бумажку - Отдать?
– Heт, ocтaвьтe себе, - подумав, разрешила Серафимова - Скажите, а он не сообщил вам, почему именно сегодня готов был выдать вам деньги?
– Нет. Тотько и сказал может, мол, заплатить мне сегодня за прошлый месяц. И еще, что потом уедет в командировку и...
Нонна Богдановна не торопилась открывать ящик, выжидательно смотрела на женщину.
– Так вы говорите, в голове вашего хозяина, когда вы обнаружили его убитым час назад, торчал топор?
– спросила она неожиданно.
Старушка попятилась назад и, не выдержав равновесия, плюхнулась на диван.
– А вы под кроватью смотрели?
– вдруг осознав что-то ужасное, спросила она.
– Вам бы частным сыщиком работать, Евдокия Григорьевна, - усмехнулась Серафимова.
– Да не волнуйтесь вы так, еще посмотрим.
Взгляд следователя упал на дамскую сумочку, смятую ослабевшим корпусом старушки, и на туфельки на шпильках,
– Так вы говорите, - вновь начала она, - что вы проверили вещи и деньги сразу? Вы только не волнуйтесь - никто вас не подозревает. Ведь всегда можно пойти к вам и удостовериться, что чужой валюты у вас нет, правда же?
Женщину вновь задели слова следователя.
– Проверяйте, коли вы ветерану войны уже пе верите.
– Так сколько должно быть денег в ящике?
– спросила Серафимова. приближаясь к секции.
– Две тысячи, - сказала Евдокия Григорьевна.
– То есть как это две тысячи рублей?
– вмешался подошедший Братченко, достал из кармана четыре жеваных пятисотрублевых бумажки.
– Вот столько, что ли?
Евдокия Григорьевна вжала подбородок и посмотрела на Братченко как на идиота:
– Вы, молодой человек, слышите звон, да не знаете, где он. Я же говорю, что рубли, то есть деньги, не русские.
Нонна Богдановна подошла к ящику и, ухватив пальцами за боковые стенки, выдвинула его.
Ящик был пуст. Тогда она повернулась к Братченко и тихо проговорила:
– Похоже, когда она нам звонила, преступник или преступница, - она глазами показала на сумочку и туфельки, - были еще здесь, первый ложный звонок от имени Евдокии Григорьевны произведен женщиной.
– Потом она обернулась и сказала торжественно: - Ящик пустой.
Евдокия Григорьевна взвизгнула и зашептала, что это не она, что деньги были, пусть поищут.
– Следов борьбы нет, - компетентно заявил Братченко.
Евдокии Григорьевне приказано было дожидаться в гостиной и под страхом уголовного наказания не прикасаться ни к чему, кроме дивана.
Вытащив из-под женщины чужую дамскую сумочку с позолоченным замком, Серафимова и Братченко пошли осматривать всю квартиру. Братченко, здоровяк, крепыш, проныра в хорошем смысле слова, второй год не мог адаптироваться в обществе этой демонической женщины. Стоило ему увидеть Серафимову, как он терялся, замолкал и боялся, все время боялся сморозить какую-нибудь глупость. Но, к сожалению, обычно так и получалось. Серафимова никогда не соглашалась с ним, не проникалась его вопросами, одергивала его и, как ему казалось, надменно давила своим интеллектом.
– А может, эта бабуся сама все прибрала?..
– шепотом спросил Братченко в коридоре.
– Вряд ли. Зачем ей тогда свидетельствовать, что деньги час назад вообще были? Но вы проверьте потом ее квартиру по-тихому, пока старики здесь торчат. Поищите портфель в спальне и заодно проверьте книжный шкаф. Пиджак. Записные книжки. И кто-нибудь удосужится сегодня снимать?
Братченко чуть не прослезился от несправедливой претензии: Серафимова прекрасно знала, что фотоаппарат тридцатилетней давности "Зенит" списан на прошлой неделе из-за отсутствия у прокуратуры денег на пленку, то есть за ненадобностью.