Выход на бис
Шрифт:
Вообще говоря, от массажа, сделанного такой цыпочкой, как Сильвия, я бы не отказался. И сам бы ей массаж сделать не постеснялся. Гибкая, хрупкая, с очень заметной талией, длинными ножками, плавными и не угловатыми бедрами, а также коротко стриженными золотистыми волосиками, даже посветлее, чем у Хрюшки. Но какой тут массаж, когда в голове сплошное «derogation». И как только мое объективное мнение о Сильвии созрело в той части моего мозга, которая еще что-то соображала, «derogation» зазвучало с интенсивностью коротких гудков в телефонной трубке. От этого точно можно было свихнуться.
Надо отметить, что в течение
А поросятина, злодейски ухмыляясь, — что, правда, только я замечал, — осторожненько прикоснулась к моему бедру своим мягким, нежным, гладеньким… Динь! «Tolerance» прозвенело хрусталем и тут же испарилось, потому что Ленка ножку свою отодвинула.
— Да, тебе, Дикки, надо отдохнуть… — произнесла Марсела. — Сильвия, поразвлекай пока нашу гостью. А я позабочусь, чтобы мистер Браун отдохнул как следует.
Хавронья скромно улыбнулась и произнесла.
— Я тоже порядочно устала.
— О, пойдемте, я вас устрою. — Сильвия опять проявила большую услужливость.
Ленка встала из-за стола и, не удостоив меня каким-либо взглядом — даже презрительного пожалела! — удалилась с достоинством государыни императрицы,
— Идем, идем… — поторопила меня Марсела.
Мы с ней пошли в нескольких шагах позади Ленки и Сильвии. Хрюшечка ни одного раза не оглянулась. Как будто не слышала моих шагов и теплого воркования Марселиты:
— Уж я-то тебя вылечу…
В этом я очень сомневался.
Когда мы очутились в родной каюте, где тринадцать лет назад происходило столько интересного, у меня стало скучное, прямо-таки постное выражение лица. Наверно, со стороны я выглядел полным кретином.
— Садись, — сказала Марсела, указывая мне на кровать. — Настало время поговорить. Сначала я расскажу тебе, что я знаю, а потом ты расскажешь все, что мне будет интересно узнать. Но, разумеется, очень откровенно. Идет?
— Идет, — почти с радостью согласился я. Деловой разговор — это еще куда ни шло. А вот к исполнению супружеского долга я был совершенно не готов.
— Так вот. Когда эти скоты гран-кальмарцы во главе с комиссаром Ксавьером Онейдой повязали меня и моих людей, я сразу поняла, что тебе угрожает опасность. Потому что догадывалась, кто подстроил эту пакость. Конечно, сажать нас в тюрьму надолго никто не собирался. Им просто ума не хватило придумать серьезную причину для ареста. Поэтому они нас задержали до десяти часов вечера, посадили в камеры и через каждый час требовали сознаться в контрабанде наркотиков. Прекрасно знали, что наш консул уехал на рыбалку, а когда Харамильо, справившись в консульстве, где находится их шеф, отправился в порт, его задержали за нарушение правил дорожного движения. Можешь мне не говорить,
Я решил не мелочиться и рассказал не только про «койотов», но и про то, как меня похитили французы, среди которых оказалась Ленка, и про то, как на «Торро д'Антильяс» напали «джикеи». Мне казалось, что версия о простом киднеппинге ради получения выкупа будет вполне достаточной для Марселы.
Однако моя крошка с 1983 года значительно поумнела и приобрела жизненный опыт. Отделаться всякой туфтой от нее было нельзя.
— Ховельянос рассказал мне, что видел другого Брауна. Того, которого убили на Хайди два года назад. И утверждает, что видел вас рядом. Тебя и его. Я до сих пор ему не верю. Потому что помню: здесь, на «Дороти», был ты. И в аэропорт Майами я прилетела с тобой.
— Браун никогда не называл себя во сне Николаем?
— Нет. Но иногда произносил чисто русские фразы. И особенно часто я слышала слово «detdom». Что это такое?
— Сиротский приют в России, — ответил я. — Семнадцать с лишним лет в таких прожил.
— Но здесь был ты, — упрямо произнесла Марсела. — И по острову Хайди я бегала с тобой. И здесь, вот на этом самом месте, ты стал моим… Между прочим, это единственная кровать, которую я не заменила после того, как купила эту яхту.
— Да, здесь был я, но в голове у меня жил Браун, понимаешь?
— Мне наплевать, кем ты себя называешь и как твое настоящее имя, понимаешь? Я все эти годы любила человека, с которым выплыла из канализации, упала в океан на вертолете и которого мне приятно было иметь даже одновременно с Соледад.
— Но ты родила шесть детей от того, другого Брауна. Точнее, третьего, потому что самого первого ни тот, с кем вы делали этих младенцев, ни я никогда не видели в натуре.
— Мне на все это плевать. Я вижу вот эту царапинку на твоей щеке и вспоминаю, как спасла тебе жизнь. Помнишь? Пуля попала в стекло, а второй раз выстрелить тот полицейский уже не успел… Я застрелила его случайно. Зажмурив глаза от страха…
Марсела явно распалялась. Любой нормальный мужик, наслушавшись всех этих ностальгических воспоминаний, увидев, как Марсела, произнося последнюю фразу, расслабленно опускает веки, а потом еще и кладет голову на мое плечо, притягивает к себе лапками, уже лопался бы от нетерпения. Мне ничего было не надо. Я даже поцеловать ее толком не мог. Как только подумал, что надо ответить на нежность Марселиты, тут же ощутил зловещее шипение слова «derogation». Оно вновь зазудело, пригрозив головной болью.
— Ты любишь ее? — отстранившись от меня, пробормотала Марсела. — Или это так же, как с Соледад, Мэри и Синди? Просто от полноты чувств?
— Люблю, — сознался я. — У нас с ней двое детишек. Она мне самая настоящая жена. И мы с ней тоже немало пережили.
— Но вы ведь в разводе. Фиктивно ты женат на совсем друтой Мне Ховельянос даже ксерокопии документов с заверенным официальным переводом показывал. И свидетельства о разводе Бариновых и о женитьбе Анхеля Родригеса на Вик Мэллори.
— Где он их раскопал, интересно? — проворчал я. — Он кто, практикующий адвокат или частный детектив? Лицензии, между прочим, должны соответствовать содержанию деятельности.