Выход на орбиту
Шрифт:
— Чжу, что ты думаешь о поимках манкеров? — это слово прижилось в среде оперативных групп ГаБи, которые начали отлов озабоченных, подглядывающих под женские юбки.
Чжу старается скрыть разочарование. Ему обещали увлекательную игру и такой облом!
— Что такого сексуального ты видишь в обсуждении этой проблемы? — ой, какой у него сухой и холодный тон. Сейчас я его умою!
— Ты действительно не понимаешь? — испытующе заглядываю ему в глаза. Кстати, согласно только что открытой мной доминантной идее, сижу очень собранно. Опираюсь обеими руками в край стола, зажав бёдра, слегка болтаю
Ха! Говорила же, — про себя, — что смою его по-детски глупое недовольство.
— Даже деловой разговор с красивой девушкой может иметь сексуальный подтекст. Разве нет?
Морщит лоб.
— Ты не собираешься объявить любое моё общение с симпатичными девушками изменой тебе? С ХёМин я каждый день разговариваю.
— Есть одно важное обстоятельство, которое придаёт пикантность именно нашему общению, — обьявляю я.
Вопрос «Какое?» не звучит, но ясно читается на его лице.
— Ты не догадлив, — разве я могу удержаться от упрёка? — Мы оба знаем, что в любой момент ты можешь завалить меня прямо на столе и долго сопротивляться я не смогу.
В такие моменты он готов простить мне всё и даже немножко больше. Пользуюсь этим изредка, но беззастенчиво. Пацак придвигается ближе, не шарахаюсь пугливо и кокетливо, а сую ему ближайшую ножку, слегка выгнув её вбок.
— Быстренько целуй и отвечай на вопрос.
— Какой? — невнятно переспрашивает ЧжуВон, оторвавшись от моей ослабевшей ступни.
— Эффективно ли идёт борьба против манкеров? Мои ребята восемь человек отловили…
Он задумчиво трётся лицом о лодыжку.
— Надо динамику смотреть. На первый взгляд враг не сдаётся. Лично я думал, что само объявление войны этим миччиномам резко уменьшит их активность. Их активность снизилась?
Мягко освобождаю свою ногу. И закидываю на неё вторую. Взгляд ЧжуВона опять затуманивается.
— Пожалуй, нет, насколько могу судить по докладам ГаБи.
— Ты усилишь на них давление, — находит в себе силы для рассуждений ЧжуВон, — и сможешь ограничить это позорище. Но полностью оно не исчезнет.
— Ты оценил мою задумку? — босоножка болтается на носке ещё нецелованной ножки перед его лицом. — Да. Я тебя соблазняю, и как только ты на меня набросишься — ты проигрываешь. На манкеров ещё когда усилю давление, а на тебя прямо сейчас.
Ну, наконец-то до него дошло! Трётся щекой о мою ступню не хуже Мульчи и улыбается. Это же не проигрыш. Это его давление на меня. Ответное. И эффективное, в низу живота теплеет.
— Можно пойти на публикацию имён тех, кто попался повторно, — продолжает улыбаться Чжу. — Но тут надо с юристами советоваться.
— Не обязательно, — размышляю, не применить ли по нему ядерный удар? — Можно просто утечку организовать. Тот же «SportSteep» охотно включится.
ЧжуВон слегка касается губами нижней части голени. Изумлённо вздрагиваю. А ведь у меня ноги слабеют! Значит, пора! Одним резким движением сдираю топик и бросаю в ошеломлённое лицо.
Теперь я улыбаюсь. И вожу носком босоножки в районе его могучей шеи.
— Какие ещё идеи есть?
Пока
Чжу медленно встаёт, не сводя с меня глаз. Ещё немного и он проиграет. Нет! Не успеет! Спрыгиваю со стола прямо в его руки. Обхватывать при этом ногами его корпус считаю пошлым, но одну ногу закидываю за него. Движение из танца.
— В задницу стол, — выдыхаю жаром ему в ухо, — неудобно. Неси в спальню. Быстрее.
И впиваюсь ему в шею. С зубами.
Через…
Надо мной медленно кружится потолок, я будто плыву или тону в тёплом, безмерно ласковом океане. Самый первый любовный опыт, как грохот тяжёлого фугаса в сравнении с ядерным взрывом. Теперь я знаю точно смысл слова «эйфория». Это она затопляет всё тело, полностью лишая власти над ним. Даже пальцем пошевелить не могу.
Сколько времени прошло? Секунд или минут? Пытаюсь прокрутить в голове происшедший с нами аннигиляционный взрыв, картинки возникают, как в стробоскопе. Вот я под ним, совершенно неприлично извиваюсь. На нём — ещё более непристойные волнообразные движения всем телом. На острейших, как ожог медузы, ощущениях поцелуев в грудь и плечи, больше похожих на укусы, останавливаюсь. Покраснеть мешает только полное отсутствие контроля над телом.
Отвалившийся от меня ЧжуВон с лёгким кряхтением переворачивается на живот. Мне не надо оглядывать его, почему-то и так всё вижу. На спине длинные царапины пучками по две-три линии. Надо бы обработать… данунафиг! Неглубокие, сами заживут… блаженно тону в своём океане.
29 сентября, четверг, время 14:05.
Агентство «Music Modern», репетиционный зал.
— Лена! Огромное спасибо! — с жадностью перебираю листочки, покрытые округлым красивым, а главное, разборчивым почерком.
Стесснер, улыбаясь на мой энтузиазм, отходит к девчонкам, выворачивающимся у станка. Три дня назад, в случайном разговоре, узнала, что в её семье принято было разговаривать на немецком. От бабушки такая традиция шла. Лена в детсад не ходила, поэтому с ней случилась маленькая техническая неприятность. Она пошла в русскую школу в шесть лет, практически не зная русского языка. Помогло то, что она не единственной немкой в классе была.
— Зато потом намного меньше проблем с иностранным языком имела, — смеялась Лена. — Естественно, я выбрала немецкий.
Но в процессе изучения языка в школе проявились подводные камни. Лене пришлось переучиваться. Её семейный немецкий оказался реликтовым, отставшим от современного канонического на триста лет. К тому же прусский диалект.
Для меня важен сам факт уверенности Лены, что диалект именно прусский. Их предки откуда-то из-под Кенигсберга в Россию перебрались. Кафедра немецкого языка, и главный адепт его, профессор БинСук, надеюсь, будут удовлетворены таким материалом и моим анализом. Анализ достаточно прост, найти и свести в систему различия языков. Придётся поработать несколько дней. Лена принесла мне четыре сказки и одну колыбельную. Ещё несколько диалогов на бытовые темы.