Выход силой

В тесном закутке, которым заканчивался рукотворный туннель, и втроем было не разминуться. А набилось туда больше десятка мужчин в самодельных химкостюмах – латаных-перелатаных, обшитых на плечах и груди стальными пластинками. Разномастное воинство в оранжевых пластиковых касках производило жалкое впечатление. Но здесь, в тесном тупике с мокрыми от протечек стенами, это никого не смущало: все были настроены решительно.

Время от времени собравшиеся с опаской посматривали на треснувшие под собственной тяжестью бетонные плиты, нависавшие

над их головами. Каждый понимал: в любой момент подпиравшие потолок деревянные столбы с привязанными к ним тросами могут переломиться, как спички.

– А ну, посторонись! – раздалось сзади.

Задевая прижавшихся к стенкам хода ополченцев, вперед пробиралась еще одна группа людей. Вот эти уже походили на военных: на них были пусть и потрепанные, но фабричного производства бронежилеты поверх стандартных армейских комбинезонов химзащиты. Обтянутые брезентом шлемы-сферы с плексигласовыми щитками-забралами защищали головы. А главное, в руках, казавшихся неуклюжими из-за толстых перчаток, они сжимали не топоры, не заточенные прутья арматуры, а настоящее стрелковое оружие.

Не беда, что только у семерых были автоматы, а еще у четверых – карабины. Арбалет в умелых руках подчас убойнее огнестрельного оружия. К тому же он почти бесшумен, а стрелу можно использовать снова. Если повезет, конечно, и будет, кому использовать.

– Куда прешь поперед батьки, крупа? Ваш номер шестнадцатый, вас вызовут, – добродушно пыхтел круглолицый здоровяк, прижимавший локтем к боку «Грозу» – причудливое на вид оружие, настоящую реликвию. – Сторонись, сиволапые. Мы вашего не прихапаем. Это наше дело – кровушку за вас, дармоедов проливать. А уж вы-то потом навалитесь – трофеи делить. Это вы завсегда горазды. На это у вас губа винтом…

– Заткнись, Балагур, – толкнул его в спину ширококостный мужичище в шлеме с разлапистым двуглавым орлом – когда-то золотым, но теперь уже здорово потускневшим и подкопченным в боях. – Не время сейчас…

– Да это нервное, Батя, – обернулся тот, скаля зубы, через один железные.

– Нервы? У тебя? Не заливай.

– Ей-ей нервы, Батя!..

Наконец, оттеснив в задние ряды ополченцев, вся ударная группа собралась в устье длинного, извилистого, как кишка гигантского животного, туннеля. Проход копали черт знает сколько времени. Десятки землекопов, работая в три смены, упрямо вгрызались в породу глубже, глубже… И вот день пришел.

Замыкающие отряд бойцы, вооруженные арбалетами и охотничьими ружьями, тащили дюралевые лесенки со стальными крючьями на концах. Раньше это был безобидный хозяйственный инвентарь. Теперь это настоящие штурмовые орудия.

– Надо же бойцов подбодрить, – шепнул Балагур боец на ухо предводителю. – Сейчас такое начаться может… Настроить их, понимаешь? Если наши дрогнут, то этих-то уж мародеров, – он пренебрежительно кивнул в сторону переминавшихся с ноги на ногу ополченцев, – просто по стенкам размажет, икнуть не успеют.

– Ты это брось – мародеры, – сурово отрезал Батя. – Без

них никуда. Ты что ли, офицер, будешь земельку лопатить?

– Не буду, – согласился Балагур. – У меня другая привилегия, Батя – в эту земельку лечь первым.

– Вот ты горазд заливать, – буркнул командир. – Забыл, что у нас все равны?

– Но одни равнее других, – снова заулыбался тот.

Батя знал, что последнее слово всегда остается за Балагуром, поэтому просто плюнул и не стал спорить.

– Ну, все готовы? – обернувшись, гаркнул он.

Ответом ему был разноголосый гул.

– Ну – добро. Много говорить не буду – все без меня знаете, – голос Бати был тверд, речь напоминала удары булыжником. – Кто сдрейфил, пусть лучше сейчас в сторону отойдет – другим не мешает. Там, – ткнул он пальцем в потолок. – Будет поздно. Все помехи устранять будем беспощадно. Понятно?

Гробовое молчание.

– А раз понятно, надеть противогазы. Ну, сынки… Давай! Раз-два, взяли!

По его сигналу тросы, закрепленные на держащих свод подпорках, натянулись, как струны.

– Раз-два, взяли!

Сначала ничего не происходило – неровно отесанные, кривые бревна крепежа казались вросшими в потолок. Но вот медленно, с мучительным скрипом, вершина одной из подпорок поехала по неровному бетону, дождем посыпались вниз песок и мелкие камушки. Доска, в которую она упиралась, с грохотом рухнула вниз и часть свода сразу просела на полметра вниз. По каменному своду пробежала черная извилистая трещина. Зловонная капель превратилась в сплошной ливень.

– Потяни, мать вашу!

Но вторая подпорка и без помощи тросов уже лопалась по вертикали под многотонным, неподъемным для нее весом. Со стоном расщеплялись древесные волокна. Конструкция продержалась еще какие-то доли секунды, а потом все перекрытие разом рухнуло угловатыми бесформенными обломками, обдав людей водопадом брызг, шрапнелью бетонных осколков и потоком невозможного, почти осязаемого смрада, легко проникавшего сквозь фильтры противогазов.

Вместе с обломками с потолка рухнула вниз белесая щетинистая тварь размером с человека. Оскалив клыки в палец длиной, она дико зашипела и метнулась вперед. Загрохотали автоматы, невозможно громкие в этих тесных лазах, сметая мерзкую тварь свинцом, разрывая ее на части.

А Батя уже карабкался с ловкостью заправского альпиниста вверх по каменной насыпи, ощетинившейся ржавой арматурой. Теперь не было времени на то, чтобы раздавать команды, но и нужды такой не было: бойцы действительно были отборные, и теперь действовали сами – слаженно, как один организм. Рядом с командиром двигался Балагур – подставляя то руку, то плечо. За вожаками шли остальные, устанавливая и крепя дюралевые штурмовые лестницы. Ополченцы пойдут последними – но может статься, что благодаря им сражение и будет выиграно. Там, наверху, не будет лишней ни одна пара рук, ни один клинок, даже если этот клинок – самоделка, неумелая пародия на оружие…