Выигрыш — смерть
Шрифт:
— Можете высадить меня здесь, чего в кошки-мышки играть, — Давид неуютно чувствовал себя, в комфортабельном салоне «Волги», отделанном черным велюром.
— Нет, — отрезал Парамонов, не вдаваясь в пояснения. Это за него сделал Клык.
— Мочить без дела не будем — не ваших правил. Жить будешь, хе-хе, пока не помрешь.
Вылезший из стоящего впереди «газона» шофер в замызганной телогрейке перешел на правую сторону, постучал по заднему колесу и направился вдоль обочины к водопроводной колонке.
— Сушит на похмел, — со знанием дела прогудел Клык.
В момент, когда обсуждаемый
Тут же с грохотом подрулил мотоцикл Сикача. Через несколько секунд четверо пассажиров «Волги» ошарашенно переглядывались с «браслетами» на руках.
Усатый автоинспектор быстро рассеял начавшую было собираться толпу.
Донецкий пришел в Москву с часовым опозданием. Дорога на юг была перегружена, забитые отпускниками поезда ползли один за другим, образуя как бы сплошной состав — от Курского вокзала до истоптанного побережья взбаламученного моря.
Марина сошла на перрон в тот час, когда город, словно колесо рулетки, начинал набирать обороты. Три гигантских кольца — Бульварное, Садовое и Окружная — неслись, убыстряя и убыстряя вращение, подхлестывая нервы, со свистом вышвыривая за свои пределы сонных, медлительных провинциалов.
Наездами ей и прежде случалось бывать в столице, и чувствовала Марина себя здесь как дома. Но теперь Москва, с ее пустующими магазинами, лупящимися фасадами, суетливой, с голодным блеском в глазах, толпой, показалась ей чужой, далекой, будто смотрела она на нее сквозь толстое витринное стекло.
Деньги у нее были, и на вокзале она перехватила из-под носа у цыганского семейства-такси. Водитель распахнул дверцу, лениво осмотрел ее с ног до головы и только тогда отмахнул — садись, мол. Дряхлая «Волга» с продавленными, пропахшими мочой сидениями рванула, заскрежетала на повороте и втянулась в железное стадо, громыхающее по Садовой…
Разбитной капитан в протертых до основы джинсах, который допрашивал ее в Донецке, после каждого ее ответа начинал ухмыляться. Марина темнила, как могла, да и что она знала? Дима в последние месяцы не появлялся, денежный ручеек и вовсе пересох, московская его «работа» оставалась для нее за семью печатями. Она уже знала, что Димы больше нет. Нет — и все. Когда это известие, переползая с «мельницы» на «мельницу», добралось в шахтерскую столицу, и всеведущий Венька Глист, навалившись на прилавок, смрадно дохнул ей в лицо гольной, принятой натощак водкой и зашептал: «Димку в Москве убили!», — она не почувствовала ровным счетом ничего. Что-то еще смутно помнило тело, но внутри — внутри было пусто и ровно. Она молча кивнула Веньке, и тот пошел к выходу, косо ставя расшлепанные, словно
— Нет, Марина Сергеевна, — капитан вновь криво улыбнулся. — Плохо вы знали своего супруга. Плохо, ничего не скажешь. Вам фамилия Колокольникова говорит что-нибудь? Колокольникова такая, Ирина?
Марина покачала головой. Следовало хотя бы прослезиться — положение обязывало, все-таки вдова. Но слезы не шли.
— А ведь они жили вместе. Больше года.
— Мне это безразлично, — заученно ответила Мариона. — Ничего к сказанному добавить не могу.
Капитан посмотрел на нее тем же взглядом, что и пьяный Венька накануне. Что ему было нужно, чего они все от нее хотели?
— Я могу идти? — состроив брезгливую гримаску, спросила Марина.
— А, пожалуйста. У меня вопросов нет. Давайте-ка пропуск ваш.
«Ну, что же, — подумала она, выходя на улицу в липкую полуденную духоту. — Какая-никакая, а снова — свобода». «Свобода», — повторяла она всю дорогу, пока ноги сами несли ее на вокзал, где она стала бесцельно толкаться, разглядывая расписание, косясь на часы, слушая неразборчивый рев вокзальной трансляции. Пора было возвращаться на работу.
Лохматый парнишка в железных очках впереди нее вдруг выбросил вверх худую руку с желтой бумажкой и завопил, перекрывая шум:
— А вот на Москву кому! Кому на Москву на вечер! Один на Москву!
Марина хлопнула его по плечу, взяла билет и расплатилась не глядя.
Вернувшись домой, она побросала в сумку кое-какие вещички и стала копаться в блокноте со старыми телефонами, отыскивая нужные. Номера нашлись, даже два — были еще со старых времен приятели в столице.
Кое-как дождавшись вечера, она села в поезд, ' и только когда отгрохотали стрелки на выезде со станции и уплыли огни светофоров, и за окном стало черно, внезапно поняла, что ни разу за весь день не спросила себя — зачем? Словно все это время ее вела чужая, твердая, не знающая жалости рука…
Марина остановила такси в одном из переулков, во множестве ответвляющихся от Тверской. Сунув водителю десятку, она вошла в телефонную будку и набрала номер. Телефон мертво молчал. Тогда она набрала второй — и внезапно ответили, низкий, с легким балтийским акцентом голос спросил — кого?
Она назвалась, и ее узнали, и она спросила, нельзя ли встретиться. Голос замялся. Потом сказал — нет, не получится, все расписано на неделю вперед. Марина решила рискнуть и спросила — не появлялась ли в поле зрения Голоса некая Ирина. Колокольникова. Очень важно.
На другом конце провода молчали. Затем Голос велел позвонить в двенадцать.
Весь следующий час она безостановочно шла вперед по Бульварному кольцу, словно тело ее включилось в кругооборот механизма столицы. Наконец, время истекло. На Гоголевском бульваре она нашла исправный автомат, набрала номер. Голос откликнулся тотчас. Сказал — ищи после восьми, в «Метелице», последний стол в ряду у окна, будь поаккуратней.
Кое-как Марина дождалась вечера. Зачем-то сидела в кино, где крутили мультики, что-то ела. В восемь была на месте.