Выключай телевизор, хэппи-энда не будет!

Политов Дмитрий Валерьевич

– Малой, в норме? Чего тогда валяешься, вставай, простудишься.

Никакого, понимаешь, сочувствия к ведущему актеру больших и малых академических театров. Кряхтя, Мельник поднялся и, демонстративно растирая грудь, пошел потихоньку к воротам Банникова. Ах, я самый больной человек на свете. Блин, почти, как на пленках для аутотренинга. Только там: «Ты самый быстрый! Твой удар как из пушки! Ты неутомим!» Ладно, главное, чтобы Число сообразил.

Динамовцы Киева выстроили очередную стенку, повинуясь указаниям голкипера, и приготовились к отражению удара. А Игорь,

умница, не подвел и аккуратно, резаным ударом взял, да и перебросил защитный редут, запустив круглого точно на дальнюю штангу, куда уже подкрался мнимый инвалид Мельник. И Данила прыгнул рыбкой, зависнув на мгновение почти параллельно земле. Удачно прыгнул, встретился с пятнистым там, где и хотел. И вколотил его опять головой, как гвоздь молотком, точно в сетку. 3-2

Кто молодец? Данила – молодец! Блин, да что ж ко мне этот долбанный аутотренинг привязался?!

Глава 6

1968 год. Москва. Август

– Ты перед Сабо извинился? – строго спросил Бесков, когда динамовцы расселись по своим местам в автобусе.

– Да, Константин Иванович, сразу после игры зашел к ним в раздевалку и попросил прощения, - Данила виновато улыбнулся. В самом деле, не следовало так перегибать палку и оскорблять хорошего игрока.

– Тебя не побили там? – хохотнул Маслов.

– Ну, как, - смутился Мельник. – Встретили совсем не ласково. Но оно и понятно, продули ведь. В какой-то момент и правда уже приготовился отмахиваться, разве что не рычали. Потом, вроде, смягчились малость, когда узнали, зачем я пришел. Сабо как раз из душа вышел, ну я и извинился. Он побурчал немного – о, кстати, Валер, а он кто по национальности, ни фига язык не узнал?

– Венгр, - ответил за приятеля Аничкин. Капитан сидел с закрытыми глазами, откинувшись на спинку кресла. Можно было подумать, что он спит. Но нет, оказывается, внимательно слушает. – У них еще Медвидь тоже венгр.

– Так он же Федор? – удивился Данила. – Что за венгр с таким именем.

– Это его так переиначили. А на самом деле Ференц.

– Ничего себе, - изумился парень. – Спасибо, не знал.

– Век живи, век учись, - философски заметил Аничкин.
– Вот, к примеру, мы следующий матч с кем проводим?

– С ЦСКА.

– Правильно. Центральным защитником и капитаном у них Шестернев. В паспорте записано Альберт, но близкие его зовут исключительно Валерием. А почему? Он родился за два дня до начала войны. У матери еще двое к тому времени на руках. Поехала регистрировать, сотрудница ЗАГСа почему-то записала его Альбертом. Причем, мать даже имени такого не знала. А документы не проверила, потому что торопились со сборами – в эвакуацию уезжали. Так и осталось все, менять не стали. Вот ведь как в жизни-то оно бывает.

– Да, в войну и не такое творилось, - тяжело вздохнул Яшин. И, ссутулившись, отвернулся к окну. Видать, что-то свое вспомнил.

– О, в «Черноморце» еще Секеч, нападающий, Иштван, - вспомнил Маслов, заметив реакцию Льва Ивановича и, видимо решил отвлечь. –

Хороший такой игрочок, забивной. Да ты его должен помнить, Малой, в Одессе же дебютировал.

– Какое там, - честно признался Данила. – У меня тогда все, как в тумане было. Руки-ноги трясутся, сердце вот-вот из груди выскочит. Боялся, жутко, что напортачу.

– Да это почти у всех так, - засмеялся Яшин, оттаяв. – В своем первом матче я такую «бабочку» со страху запустил, сейчас даже вспомнить смешно – от чужого вратаря.

– Как это? – обалдел Мельник. – Там же расстояние ого-го.

– Ветер сильный был, как раз в мою сторону, - начал объяснять Лев Иванович. – Плюс, я неправильно рассчитал момент выхода, столкнулся со своим же защитником. Упали оба, а мяч так в ворота и допрыгал. Хохоту на трибунах было, страшно вспомнить! Где же это было?

– Да со сталинградским «Трактором», Лева, - пришел ему на помощь Бесков.
– 49 или 50-ый год. Ты за дубль стоял. Мы тогда матч этот смотрели, действительно чуть со смеху не лопнули. По-моему, Вася Карцев тогда еще сказал, мол, ну и вратаря нам сосватали! А оно видишь, как все обернулось. Да, бывает.
– Старший тренер ностальгически улыбнулся. – А ты, Мельник, - выражение лица резко сменилось на угрожающее, - еще раз язык свой длинный распустишь, вырву на хрен! Соперника надо голами наказывать, а не хамством. Представь, что будет, если ты также себя будешь вести, когда мы в Европе играть будем – тебя же выгонят в момент. И, значит, подведешь всю команду.

– Так он первый, - попытался оправдаться Данила. – Он ведь первый начал. Москалем обозвал, пообещал в кресло инвалидное усадить.

– Терпи! – отрезал Бесков. – Молчи и терпи. Кстати, это всех касается! – Константин Иванович повысил голос и повернулся к салону. Притихли даже картежники на галерке. – Игровая дисциплина…

– Ну, бля, началось! – тоскливо проговорил вполголоса Маслов и потихоньку потянул из кармана пиджака ватные шарики. Сидевшие с ним рядом футболисты завистливо вздохнули.

На следующий день Бесков лютовал на тренировке. Так, словно и не выиграли они у киевлян, а, наоборот позорно проиграли. Футболисты ворчали, но не слишком громко – попасть под горячую руку Константина Ивановича не улыбалось никому. А ведь с утра, хорошенько попарившись в баньке, все ожидали, что вечерняя тренировка пройдет на расслабоне.

– Малой, - обратился к Даниле Рябов. Дышал защитник тяжело, со свистом. – Подкинь Бесу идейку какую-нибудь, дай передыху. Пусть он отвлечется, загонял уже!

Идейку. Как там говорят, вам надо песен – их есть у меня!

– Константин Иванович, можно вопросик?

– Опять ты, - отозвался тренер с кислой миной. – Что на этот раз?

– Я вот чего подумал. Мы с Киевом когда играли, то обратил внимание, насколько у них нападающие острые, взрывные, все время перед нашими защитниками барражируют, ждут паса на выход.

– Ну, - Бесков посмотрел с легким интересом. – Дальше-то что?

Аничкин, который стоял у него за спиной, показал большой палец и беззвучно, одними губами, произнес: «Тяни время!»