Выкрутасы судьбы
Шрифт:
– А что, не век же мне вековать Голопуповым!
Людмила Сергеевна готовила на кухне кофе.
– Людочка! – голос Павла Семеновича предательски задрожал. – Я хотел бы с тобой посоветоваться по одному очень… очень щекотливому вопросу. Мне кажется…
Людмила Сергеевна перевела взгляд с кухонной плиты на бледное лицо супруга. Глаза его мерцали устало и покорно.
– Мне кажется, Людочка, что наша фамилия Голопуповы, м – м, – Павел Семенович на мгновение запнулся. – Наша фамилия какая – то неблагозвучная. Тебе так не кажется?
Людмиле Сергеевне
– Ты пойми, Людочка, вот, к примеру, взять, у Соколова фамилия – Соколов. Звучная фамилия! Гордая! Респектабельная! А у нас что?
Нормальная фамилия, – устало промолвила Людмила Сергеевна. – Что это ты на старости лет на свою фамилию обиделся?
– Да, понимаешь! – Павел Семенович завозился. – Прямо не знаю, как это тебе объяснить. Проснулся я сегодня утром с этой мыслью. Ношу ее в себе как вирус какой – то! Разъедает она меня изнутри. Не хочу быть больше Голопуповым! Надоело! Хватит! Баста! Желаю быть Неголопуповым!
Людмила Сергеевна обиженно пожала плечами, разлила по чашкам крепкий кофе.
– Понимаешь, – не унимался Павел Семенович. – Прямо не знаю, как тебе это объяснить. У других фамилия как фамилия. Вот, к примеру, у Петрова фамилия – Петров. Звучит? С Петром Великим ассоциируется! А с чем наша фамилия ассоциируется? С голым пупом? Вот ты, к примеру, хотела бы носить фамилию Соколова, или, в крайнем случае, Петрова?
Людмила Сергеевна взяла свою чашку и, молча, удалилась из кухни. Павла Семеновича же обида прямо таки распирала изнутри. Он отхлебнул кофе, сходил в ванную, умылся, вернулся на кухню, еще отпил несколько глотков и, окончательно удрученный, отправился в свой кабинет. Закурил.
– Вот у Петрова… – свербело в мозгу.
Он решительно снял телефонную трубку, набрал номер. На том конце провода к аппарату долго никто не подходил. Наконец, молодой звучный голос отозвался.
– Алло! Алешка? – Павел Семенович не на шутку разволновался. – Слушай, я хотел бы с тобой посоветоваться по одному деликатному вопросу.
Алешка на том конце провода внимательно слушал.
– Тебе не кажется, что фамилия наша какая – то неблагозвучная? Вот у Петрова, к примеру, фамилия – Петров. Сразу навевает что – то звучное, респектабельное. Или вот у Соколова…
– Ты ради этого мне позвонил? – Алешкин голос сник.
– Да, понимаешь, мысль эта ко мне с утра привязалась как…
– Ну, ты, отец, даешь, – обиделся Алешка. – Тебе что, мыслить больше не о чем? У меня через неделю защита докторской диссертации! Я весь на нервах тут. Ни сна, ни покоя не знаю. А тут ты еще со своими глупостями достаешь!
И Алешка повесил трубку.
Павлу Семеновичу сделалось стыдно.
– И чего это я, действительно, зациклился на своей фамилии? Подумаешь, Петров, Соколов! Ну, буду я, к примеру, Неголопуповым, – мысли его потекли ровнее, сердце перестало яростно стучать. – А кто тогда, получается, в школе учился? Кто базальт наук в университете грыз? И кто женился, наконец? Дети – чьи тогда?
Докурив, он и вовсе успокоился. А, успокоившись, вспомнил о своей супруге.
– Вот и Людочку обидел своими глупостями! – сокрушался он. – Она – то здесь причем?
Павел Семенович вспомнил о недопитом кофе и, сияющий и довольный, пошел на кухню. Людмила Сергеевна домывала посуду.
– Людочка, ты обиделась на меня? – вкрадчиво спросил Павел Семенович, повинно заглядывая супруге в глаза. – Прости, я ведь пошутил.
Людмила Сергеевна уклончиво молчала.
– Ну что ты, что ты милая! – Павел Семенович обнял ее нежно, как в молодости бывало. – Шутка это была. Шутка. Ты что, думаешь, раз я академик, директор института, то мне и пошутить уж нельзя?
Выкрутасы судьбы
Представьте себе: он молодой, высокий, статный, самый симпатичный во дворе, микрорайоне, городе и удачливый в бизнесе брюнет с пышными усами. Она голубоглазая блондинка с тугой косой ниже талии, победительница всех конкурсов красоты, экс – фотомодель.
Он круглосуточно где – то там что – то выколачивает, прокручивает и «наваривает», она одна в пятикомнатной квартире, как царевна в башне, льет слезы. Не живут. Ей хочется блистать в высшем свете, он ревнивее Отелло. Ей скучно от безделья, он третий год не может выспаться. Трагедия налицо.
Или наоборот. Он старый, лысый, толстый, по образованию инженер, постоянно торчит дома и даже сходить отметиться на биржу труда ему лень. Она – чуть моложе, слегка кудрявее, незначительно полнее и существенно образованнее, отбойный молоток удерживает двумя пальцами и насквозь пропахла соляркой. Не живут. Вот уже пятый год она его кормит поганками, солит ему суп цианистым калием, а в кашу подмешивает стрихнин. Он без противоядия за стол не садится, съедает все с аппетитом и улыбчиво просит добавки. Она перепробовала все способы, включая сковородку, он живее всех живых. Трагедия на лице.
А бывает так. Он – вовсе не на что взглянуть, пьет все, что горит, курит все, что дымит, ругает все, на чем свет стоит. Она – кроткая, богобоязненная, мечтает о монастыре и вышивает крестом. Его страстно любят школьницы, пэтэушницы, студентки, аспирантки и пенсионерки. Чужие жены от него без ума. Он всем им успевает не отказать во взаимности. В нее в седьмом классе был тайно влюблен скромный очкастый отрок, который теперь где – то там наверху координирует работу министерств и до сих пор не женат. Не живут. Он не знает, куда ей позвонить. Она когда – то училась в ПТУ. Трагедия в лицах.