Вынуждающие обстоятельства
Шрифт:
Вейлин оправила складки платья:
– Все-таки решился?
Я пожал плечами:
– Я ухожу не сегодня, но когда-нибудь стоило так поступить. Так ты со мной?
Вейлин осмотрела меня с головы лап:
– Я с тобой, только ты не думаешь, что тебе стоит переодеться в старую одежду твоего мира? А то если ты появишься у себя на родине в одеяниях ученика мага или черных нарядах Судьи, тебя могут понять не так.
Я помотал головой:
– Пока в этом нет особого смысла, потому что я уйду только через пару-тройку дней вместе с тобой. Ты же хотела повидать мой мир?
Волчица
– Конечно. Твои давние рассказы о технологиях твоей реальности показались мне очень интересными. Хотелось бы посмотреть, насколько ваша цивилизация продвинута в техническом плане, по сравнению с моей страной.
Я обнял волчицу и шепнул ей на ушко:
– Какая разница, в чем они будут похожи, если рядом будешь ты? Этого более чем хватит.
Вейлин выглядела абсолютно счастливой, но для вида начала возмущаться:
– Ну все, Мирпуд, сейчас захвалишь меня, и у меня шерсть покраснеет от смущения. Идем уже.
Площадь перед Цитаделью была полупустой. На ней попадались лишь одиночные звери, приносившие живые цветы к месту гибели Бойдула. Я не упоминал об этом раньше, но даже несмотря на то, что для жителей города последний Иерарх старой религии стал символом многовекового обмана, место его гибели, отмеченное небольшим постаментом в виде каменного зеленого клевера-четырехлистника, всегда было выложено свежими цветами и эпитафиями на пожелтевших листах пергамента и бумаги.
Вот и в тот момент, когда мы с Вейлин направлялись в Цитадель, возле постамента стояла взрослая лиса в зеленом платье, за подол которого держалась маленькая лисичка в смешных белых штанишках. Самка положила на возвышение у постамента сноп свежего клевера, после чего увела маленькую лисичку за собой. Я недоуменно покачал головой:
– Я не понимаю только одного. Если жители города поняли, что их обманывали в течение целого тысячелетия – почему же они продолжают нести цветы к месту поминовения Бойдула?
Лин почесала шерстку на запястьях:
– Как бы тебе сказать. Мне доводилось за последние дни часто бывать в городе и слушать все пересуды, что активно муссируются среди жителей и приезжих. Бойдула скорее считают жертвой.
Я приподнял бровь:
– Ничего себе! Того, кто грозился превратить мою и не только жизнь в ад, считают жертвой? А я, по их мнению, кто? Агрессор? Захватчик?
Волчица легко шлепнула меня ладонью по затылку:
– Дурак ты, а не агрессор. Про тебя речь сейчас не идет. Бойдула считают жертвой не тебя, а той системы религии, что насаждалась еще со времен Ривелино. Думаешь, если бы последующие поколения Иерархов знали, что поклоняются Легизмунду – они стали бы продолжать такую практику? Реально виноватый зверь умер тысячу лет назад, и последующие правители вершили неправильную политику религии не потому, что были злыми, а потому что думали, что так принято и так правильно. Неужели среди них нашелся бы кто-нибудь, кто восстал против установленного порядка вещей? Нет, конечно. Иначе бы его признали еретиком, а это для служителя Ордена было бы самым тяжелым ударом.
Снова лабиринты Цитадели, в которых я так и не научился разбираться за время после гибели Бойдула. Зная,
Я видел порталы окон и длинные коридоры, видел, как на некоторых площадках собирались монахи, что-то обсуждая, видел, как на центральной площади Цитадели у Молельного Центровища собрались монахи и сами читали молитву, встав на колени и обратив морды к центру зала. Поневоле замедлив шаг, чтобы не шуметь и не мешать никому, мы с Вейлин осторожно обошли зал по кругу, ступая лапами по мраморному полу.
Достигнув коридора, в котором находился вход в Сокровищницу, я увидел, что Гимеон стоит возле двери, смотря вдаль, сквозь порталы окон, как будто кого-то высматривая вдалеке. Подойдя ближе, я понял, что Гимеон всего лишь находился в состоянии прострации, в котором мог пребывать какое-то время в течение дня. Но даже отвлеченное состояние не делало его менее бдительным. Не успел я пройти и полпути до него по коридору, как варан уже открыл глаза и уставился на меня:
– Ученик, кажется, я нашел то, что поможет тебе перенестись, но без твоей помощи я не смогу ее активировать.
– Ее?
Но Гимеон уже не слышал меня, зайдя внутрь комнаты. Нам с Лин не оставалось ничего иного, как последовать за ним.
Внутри меня ждала интересная картина – перед лапой, держащей монолит, находилось что-то типа плоской матовой чаши из металла диаметром метра три. По кругу чаши шли какие-то письмена, к которым я не стал приглядываться. Гимеон опустился на каменный пол Сокровищницы и провел когтем по металлу чаши:
– Вот она, Чаша Перемещения. Я изучал разные источники в библиотеке Цитадели, и узнал, что этот артефакт позволяет перемещаться сквозь пространство в любое место, которое представит себе пользующийся. Но в книгах было указано ограничение, из-за которого я тебе и сказал, что не смог активировать ее магию. Нужен тот, кто владеет архаичным. А из всей Цитадели лишь ты его понимаешь, Мирпуд. Наверное, ключ лежит в письменах на ободке.
Выслушав речь, я присел на одно колено перед Чашей и провел лапой по ее поверхности. На секунду мне показалось, что металл отозвался вибрацией. После этого я начал вглядываться в письмена – и понял, что Гимеон был прав – текст оказался на архаичном. Начертание у него было странным, но сам текст был понятен: «Я везде, и одновременно нигде. Я велика, и в то же время бесконечно мала. Я знаю многих, но меня не знает никто. Я была, есть и буду всегда. Имя мне – Мерильда. Позвать меня не тяжкий труд, однако мало кто сможет это сделать. Приложи свою душу – и я появлюсь».
Очередной ребус. Я пересказал текст Гимеону и Вейлин. Волчица озадаченно посмотрела на диск:
– Приложить душу? Как это?
Варан тоже выглядел не менее растерянным:
– Очень странная формулировка. Похоже, Мерильда являет собой дух этого артефакта, который и выполнит перемещение. Может, она просит тебя показать ей образец своей магии? А под душой понимает часть твоих способностей? Попробуй создать тот же шарик энергии, что ты создавал во время встраивания магии в Монолит.