Вынуждающие обстоятельства
Шрифт:
Во мне внезапно зародилось что-то, что не было у меня никогда. Сила заполнила все мои конечности, голос стал низким. Казалось, что кто-то другой теперь управлял мной:
– Я ПРИШЕЛ!
Дисто отвлекся от Рамзи, увидев мое преображение, и это позволило хорьку серьезно ранить койота, отчего тот упал на пол, держась за рану в боку. Лучник произнес:
– За то, что ты тронул Лассу – ты умрешь.
Он собрался нанести последний удар, когда я вскинул лапу и произнес явно не своим голосом:
– СТОЯТЬ, ОН МОЙ!
Рамзи оглянулся на меня и обомлел:
–
Я оттолкнул хорька:
– СУДЬЯ ДОЛЖЕН НАКАЗАТЬ ВИНОВНОГО.
Рамзи, похоже, понял, что происходит, и не стал противиться. Я покрепче обхватил посох, поднял с земли Эйнара и посадил его себе на плечо:
– ДА НАЧНЕТСЯ СУД ПО ПРАВИЛАМ СУДЬИ!
В дверях показалась Вейлин, которая что-то ошеломленно произнесла, но я ее не слышал. Дисто, который еще минуту назад был таким уверенным в себе, пятился назад:
– Не надо, пожалуйста…
Я схватил его за лацкан куртки и поднял вверх:
– ДИСТО! ТЫ ПРИЗНАЛСЯ В ТОМ, ЧТО ЯВЛЯЕШЬСЯ НАЕМНЫМ УБИЙЦЕЙ И СВОИМ РЕМЕСЛОМ УМЕРТВИЛ МНОЖЕСТВО НЕВИННЫХ ЗВЕРЕЙ. ПОКАЗАНИЯ ПРИЗНАНЫ ДОСТАТОЧНЫМИ ДЛЯ ВЫНЕСЕНИЯ ПРИГОВОРА. ПРИГОВОР – УМЕРТВЛЕНИЕ. ПРИГОВОР НЕ ПОДЛЕЖИТ ОБЖАЛОВАНИЮ.
Койот только смотрел на меня с непокрытым ужасом в глазах:
– Судья, только не ты!
Хриплый смех вырвался из моего горла:
– Я ПРИЗВАН НАКАЗЫВАТЬ ВИНОВНЫХ. ВОГО’РБИ БА НИРБИ – НАКАЗАНИЕ ВИНОВНЫМ. ТАКОЙ МОЙ ДЕВИЗ.
Вейлин схватила за лапу:
– Мирпуд, успокойся!
Я обратил на ее попытку не больше внимания, чем на укус комара:
– Я СУДЬЯ БЕЗ ИМЕНИ. НЕ ПЫТАЙСЯ ОСТАНОВИТЬ МЕНЯ, САМКА, ИНАЧЕ МОЕ НАКАЗАНИЕ ПОСТИГНЕТ И ТЕБЯ.
Навершие посоха засветилось красноватым светом, и я поднял шар так, что морда смирившегося со своей судьбой Дисто осветилась исходящим от навершия сиянием:
– ТВОЕ ПОСЛЕДНЕЕ ЖЕЛАНИЕ, ПРИГОВОРЕННЫЙ.
Койот смотрел перед собой взглядом смертника, не пытаясь что-либо сказать.
– МОЛЧАНИЕ – ОТКАЗ ОТ ПОСЛЕДНЕГО ЖЕЛАНИЯ. ТОГДА ПРИГОВОР ПРИВОДИТСЯ В ИСПОЛНЕНИЕ.
Пасть Дисто зашлась в беззвучном крике, и его попросту разметало на атомы, не оставив и следа на том месте, где он только что стоял. В шаре промелькнула искаженная гримасой морда койота. А потом меня накрыла самая страшная боль в моей жизни, и я потерял сознание.
Мое сознание плавало в темноте, в которой не было видно ничего. Все существование пронзала страшная боль, которая терзала меня, но от нее не было избавления. Я не мог кричать, не мог дышать – ничего. Порой я все же судорожно хватил воздух, но это приносило только временное облегчение, за которым опять следовала боль, которая опять сменялась вдохом. И так длилось до бесконечности.
Я потерял счет времени. Казалось, я провел в этой боли сотню столетий, не меньше. Я начал привыкать к ней, но она все равно была настолько сильной, какой не была никогда в моей жизни. А был ли я жив? Может, и нет. Наверное, я всегда был в этой пустоте, где не видно, не слышно ничего. Только воздух, который иногда поступает в мои легкие.
Хотя постойте… Я мыслю, значит,
Последнее имя почему-то звучало иначе, чем остальные. Вейлин. Лин. Почему же оно значит для меня так много? Вейлин. Черный цвет. Почему это имя ассоциируется с черным?
Внезапно сознание прорвало. Вейлин Дестрокардо. Я люблю ее. Ради нее я вернусь даже из этого проклятого места.
В разрыв сознания начали врываться воспоминания, которые так долго мне не давались. Я вспомнил все, что мог только вспомнить. Да, я Мирпуд, серо-серебряный волк. И Рамзи, Ласса и Вейлин – мои друзья, с которыми я шел вместе.
Впервые за много лет в черноте вокруг начало появляться что-то белое. Боли внезапно стали настолько незаметными, что скоро я перестал обращать на них внимание. Я тянулся к этому белому, подозревая, что это – мое спасение. Белое приближалось, пока не превратилось в тонкую полоску, которая занимала все поле зрения слева направо. Белое в этой полосе порой расчерчивалось чем-то вроде теней, которые быстро исчезали.
Я силился увеличить эту белую полоску, но мне никак не удавалось это сделать. Все мои попытки были бесплодными, и она так и оставалась тоненькой, хотя, как мне показалось, тени в белой полосе начали мелькать медленнее, пока не остановились совсем. Я бросил все свои силы, чтобы расширить эту белую полосу. На мгновение мне это удалось, и она стала немного шире. Я успел разглядеть какую-то тень, которая закрыла полосу почти полностью на какое-то время. Казалось, что у этой тени было лицо.
Удача, пусть и мимолетная, приободрила меня, и я попробовал еще и еще. Наконец до меня начало доходить… Белая полоска – это то, что я видел сквозь прикрытые глаза. А тени – те, кто проходят рядом со мной. Стоило мне осознать этот факт, как я почувствовал свое тело, хотя мне это не принесло никакой радости. Теперь я мог только пытаться открыть глаза.
После долгих попыток я смог приоткрыть веки, которые как будто налились свинцом и были склеены «моментом» одновременно. Смутно виднелось открытое окно, за которым я мог видеть только дневное небо. Видимо, оно и давало полоску света. Слышал я не очень хорошо, но голоса вокруг меня были явно озабоченными:
– Но это же невозможно…
– Целитель же сказал, что он уже не жилец.
– Но ведь как-то он живет.
Я застонал, но не смог произнести ни слова. Руки и ноги начали отходить, и теперь я мог ими пошевелить, но вставать очень сильно не хотелось. Надо мной склонилась голова Рамзи:
– Ты живой. А мы так за тебя волновались!
Его слова жгли голову, словно кусок раскаленного железа и я поморщился от звука его голоса. Я попытался просипеть:
– Что произошло?
Говорить было невероятно тяжело, как будто в горле терли наждачкой. Лучник склонился надо мной: