Выпавшие из времени
Шрифт:
– Ну что ж, давай поговорим, - согласился Жуковский и уселся в обтянутое зеленым бархатом высокое старинное кресло с резными подлокотниками в виде грифонов.
Настя помолчала некоторое время, будто не решаясь начать разговор, так что отцу пришлось подбодрить ее:
– Давай, выкладывай, что там у тебя. Не переживай, я все пойму.
– Может поймешь, а может и нет, - вздохнула дочь.
– Ну, ладно, слушай. Ты помнишь дедушку Бахтияра, сторожа с египетского кладбища?
– Дедушку?
– удивился Жуковский.
– С чего бы это он тебе такой родной стал?
–
– Не надо про него плохо говорить.
– Да я и не думал!
– смутился Жуковский.
– Просто я не понял, почему ты о нем вспомнила.
– Мы с ним долго разговаривали той ночью, когда ты под землей с Иваном Матвеевичем воевал. Он очень умный, много знает, и о многом мне рассказал.
У Жуковского перед глазами встало мусульманское кладбище, изрезанное морщинами лицо старого Бахтияра, и вспомнились его прощальные слова: "береги дочь! У нее великое будущее и, пока она молода и не осознала еще своего предназначения, многие будут бороться за влияние на нее". Что наговорил старик Насте?
– Кое о чем я догадывалась сама, - продолжала дочь, - на что-то намекнула Лейла, но Бахтияр открыл мне глаза. Он рассказал мне одно старинное предание, которое услышал от своего учителя, тот - от своего предшественника, и так далее. Ты не смейся, дедушка Бахтияр вовсе не темный человек, как можно подумать с первого взгляда. Все сторожа на том кладбище были очень умные и образованные люди, а Бахтияр настоящий философ.
– Да я и не думаю смеяться!
– сказал Жуковский.
– Я тоже сразу понял, что он не так прост.
– В общем, вот о чем он мне рассказал, - смягчилась Настя.
– Когда-то, давным-давно кладбище охранял человек, у которого был особый дар видеть важные события далекого будущего. Тогда, сказал Бахтияр, как и сейчас, существование общин таких людей, как мы (Насте почему-то не нравилось выражение "люди духа", и она старалась избегать его в разговоре), постоянно висело на волоске. Поддержание собственной численности превратилось у них в самоцель и практически стало смыслом жизни. А сейчас разве не так? Положа руку на сердце - в чем смысл существования ордена и клана? Не знаю, как насчет этого в Индии и Китае, но, думаю, все обстоит так же.
– Ну, это спорный вопрос, - попытался возразить Жуковский, понимая, что кривит душой. Что-то очень похожее он слышал от Захара еще десять лет назад.
– Ладно, не будем уходить в сторону, - махнула рукой Настя.
– Речь шла в основном о том, почему наши дети никогда не наследуют наше долголетие и наши способности. Бахтияр сказал, что это часть Божьего наказания за грехи наших предков. Но тот прорицатель, про которого я тебе говорила, считал, что кара наложена не навечно. Понимаешь, он видел не просто будущее, а различные его варианты, которые могут сбыться при особом стечении обстоятельств.
Жуковский вспомнил свои видения возможного апокалипсиса, которые случились у него летом, по дороге из Красноярска в Москву, и у него похолодело в груди. Он понял, что Насте открылось нечто очень серьезное. Возможно, она сама не до конца сознает важность открывшихся ей знаний.
– Он говорил, что это за обстоятельства?
–
– Так я же и рассказываю! Нам вроде как оставлена возможность все изменить, реабилитироваться, что ли. А условия такие. Когда мы окажемся в шаге от пропасти, должен появиться человек с невиданными способностями, которому будет дано спасти нас всех, отвести от края. Это первое условие. Второе - у этого человека должна быть дочь, унаследовавшая его способности. Она-то и избавит людей от древнего проклятия. Не только нас, но вообще людей. Понимаешь - все человечество!
– Ты хочешь сказать...
– глядя в сияющие глаза дочери, начал понимать Жуковский.
– Вот именно! Неужели ты не видишь, что все сходится? Человек, про которого говорил дедушка Бахтияр - это, конечно, ты. Тебе дважды удалось отвести беду. Я унаследовала твои способности! Мы с тобой продлили жизнь маме! Я сделала то же для своего сына!
– Но это частные случаи, - попытался охладить ее пыл отец.
– А ты говоришь обо всем человечестве.
– В том-то и дело, - торжественно сказала Настя, - что этому можно научить любую женщину, готовящуюся стать матерью.
– Не может быть!
– изумился Жуковский.
– Может, может!
– уверила его Настя.
– Теперь я знаю это абсолютно точно.
А ведь она не шутит!
– понял Жуковский по той непоколебимой уверенности, что сквозила в каждом слове дочери, и ему стало грустно от того, что Настя, загоревшись возможностью принести счастье всем и сразу, не поняла главного.
– Эх, Настя, - вздохнул он.
– Неужели ты не понимаешь, что наша Земля не выдержит столько людей, сколько появится на ней, если сбудутся твои мечты?
Но ответ дочери заставил его покраснеть и принести ей мысленные извинения.
– Почему же не понимаю?
– спокойно возразила она.
– Прекрасно понимаю. Есть и третье условие. Прорицатель сказал, что учить людей, то есть менять всю их жизнь, можно будет только тогда, когда тебе откроют будущее.
– Кто откроет?
– удивился Жуковский.
– Я спросила Бахтияра то же самое, но он ответил как-то туманно. Сказал - те, кто знает.
Жуковский понял, кого имел в виду старик.
7
Разговор с дочерью настолько выбил Сергея из колеи, что для того, чтобы вернуться к насущным делам, ему пришлось сделать значительное усилие и взять себя в руки.
Вот что скрывалось за блоком в сознании ученого. Секретная лаборатория, в которой работал "Паттерсон", принадлежала армии Соединенных Штатов и разрабатывала особый проект "Шаман". Хоть формально возглавлял лабораторию пожилой чернокожий психолог доктор Томпсон, все исследования в ней вертелись вокруг весьма одиозной личности, маленького толстенького эскимоса неопределенного возраста. Фамилии его никто из работников лаборатории не знал, все звали его просто Джеком. Он-то и был тем шаманом, в честь кого проект получил свое название. Шаманом настоящим, обладающим сверхъестественными способностями, даром прорицания и ясновидения, в чем Лаврушину пришлось не раз лично убедиться.