Выпавшие из времени

Козловский Юрий Николаевич

– То есть, ты хочешь сказать, что не можешь снять этот блок?
– спросил Жуковский.

– Вовсе нет. Это как раз с Божьей помощью пока в наших силах.
– А вот как им удалось нейтрализовать Андрея? Если ему пришлось драться с охранниками, значит, его силы на самом деле были каким-то способом связаны. Иначе зачем бы ему махать кулаками? У нас ведь как? Более сильный может нейтрализовать силу того, кто слабее, и никогда не бывает наоборот. А Андрей, насколько мне известно, был достаточно силен, и справиться с ним мог бы далеко не каждый.

– Значит, убийца был сильнее его?
– встревожился Сергей.

– Ничего это не значит, - устало ответил Захар.
– Знаешь, мне в последнее время иногда становится страшно, когда я наблюдаю за

развитием науки. Она дает людям возможности, превышающие уровень их духовного роста. Это как вложить в руки несмышленому ребенку заряженный и снятый с предохранителя пистолет. А мы из-за нашей мизерной численности, не можем не только предотвратить последствия этого, но даже отследить самые опасные тенденции. Наш клан всегда придерживался принципа невмешательства, но, боюсь, наступает время, когда людям в руки все чаще попадают слишком опасные игрушки. Все чаще опасность угрожает самому нашему существованию. Думаю, что якутское дело относится к этому же разряду. Так что звони Степану и говори, что мы едем раскалывать вашего профессора. Даже, если Степе не слишком нравиться мое присутствие, это не тот случай, чтобы морду воротить.

Жуковский вытащил трубку, но прежде, чем позвонить, спросил Захара:

– Скажи, а тебе что-нибудь известно о неких таинственных людях, которые иногда притормаживают некоторые научные разработки?

– Ты насчет тех, которые на тарелках летают?
– Захар как-то странно посмотрел на Сергея.

– Ну, что-то вроде того, - почему-то смутился Жуковский.

– Что, пришлось столкнуться?
– все так же загадочно спросил Захар.

Сергей только кивнул в ответ.

– Мне тоже приходилось, - вздохнул Захар.
– И не раз. Первый раз еще в молодости. Только тогда они не на тарелочках появлялись, а больше в летающих лодках или колесницах. Использовали транспорт, привычный для того времени... Тарелки появились позже, когда заговорили о космических полетах и инопланетянах. Тут они и перестроились, стали работать под пришельцев.

– Ты тоже думаешь, что они не имеют отношения к другим планетам? Тогда кто же они на самом деле?

– Если бы я знал!
– ответил Захар, и Жуковский вспомнил, что теми же словами ответил как-то на этот вопрос и старец Даниил.
– Но, думаю, кто угодно, только не пришельцы из космоса. Или это какая-то отдельная ветвь потомков древних, не в пример нам сохранивших их знания и умения, или же они даже не люди, а существа из мира, более тонкого, чем наш.

– Не слишком ли ты загнул?
– усомнился Сергей. Одно дело верить в чудеса, происходившие в далекой древности, про которые говорится в Писании. И совсем другое - услышать, что чудесное может быть совсем рядом.

– Вовсе нет, - улыбнулся Захар.
– Наоборот, я даже упрощаю слишком сложные понятия. Говорю тебе - мне лично пришлось столкнуться с ними и, хоть я так и не понял, кто же они такие, но кое-что для себя уяснил. Я расскажу тебе про один случай, но вряд ли ты сможешь сделать из моего рассказа какие-то выводы.

– Почему?

– Потому, что такое нужно прочувствовать самому, понять душой, чужой опыт тут не поможет. Думаю, тебе еще предстоит встреча с ними, и дай Бог тебе не ошибиться, с какими силами ты столкнулся. Надеюсь, в нужный момент твои глаза окажутся открыты.

– А сам-то ты понял, с кем имеешь дело?

– Думаю, что да. А сейчас поехали, я расскажу тебе все по дороге.

В машине Захар долго молчал, и Жуковский решил уже, что тот передумал рассказывать. Заговорил он лишь тогда, когда Сергей вопросительно посмотрел на него.

– Ты веришь в видения? В явления святых?
– неожиданно спросил старый цыган.

– Как тебе сказать?
– слегка опешил Сергей.
– Про все это столько написано, что, думаю, это правда.

– А я вот не просто думаю, а точно знаю - правда. Со мной это случилось еще в юности, до пробуждения, когда я понятия не имел, какое будущее ждет нас с братом. Однажды мы с ним пасли овец на горном лугу, и я спрятался от жары в прохладную

пещеру - мы с ним спали там по очереди. Прилег на охапку сена и только начал дремать, как вдруг вздрогнул и проснулся. Смотрю, а в глубине пещеры что-то светится. Я глаза протер, вижу - в круге света стоит человек в серебряной одежде, и смотрит на меня. У меня почему-то страха никакого, подхожу к нему, а он мне говорит - беги, мальчик, отсюда скорее, не время тебе умирать! Сказал, и будто растаял в воздухе. Сначала сквозь него стало видно стену пещеры, а потом совсем исчез.

Поверил я ему, выбежал на открытое место. Смотрю, а наши овцы в кучу сбились, блеют, трясутся все. Потом загрохотало все, затряслось. Когда утихло, сунулся я снова в пещеру, шапку, видишь ли, забыл. А там все камнями до самого входа засыпано. Кем был мой спаситель, почему именно меня спасал, я до сих пор не знаю.

Захар помолчал недолго, потом продолжил:

– Но это еще не главное. Это пока так, вступление. То, о чем я хочу рассказать, случилось после войны с французами. Я к тому времени уже цыганом стал. В тот год мой табор кочевал из литовских земель в Крым. Когда проходили по Минской губернии, мне сообщили, что в одной деревне нашли девочку с сильными задатками, но орден тоже про нее знает, и теперь все зависит от того, кто раньше успеет до той деревни добраться. Сам знаешь, какая борьба у нас шла за каждого человека. Прикинул я, что мне до той деревни добираться ближе, чем кому, сел на коня и поскакал, не посмотрел даже, что дело к ночи идет. Скакать недалеко было, верст пятнадцать, да только все по лесу. Мне-то темнота не помеха, а вот конь в любую минуту споткнуться может, или на сук напороться. Поэтому, хоть и спешил, а коня не погонял.

На полпути примерно увидел впереди на дороге свет. Подъезжаю ближе, а там человек стоит, тоже в серебристой одежде, весь в свету, будто над ним фонарь горит, только никакого фонаря там не было, это я точно рассмотрел, а висел над ним какой-то предмет, из которого исходил световой конус. Он руку поднял, мой конь и встал, ни туда, ни назад. Я на человека смотрю, он на меня смотрит. Я молчу, а он говорит - тебя когда-то от смерти спасли, теперь твоя очередь невинную душу выручать. Я подумал, что он про ту девочку говорит, за которой я еду, но он мне - гони быстрее в Петровичи, там поймешь, что надо делать.

А Петровичи совсем в другой стороне от той деревни, куда я направлялся. Хотел я сказать ему, что не могу свернуть с пути, слишком у меня важное дело, но он посмотрел на меня строго, и понял я, что нельзя перечить. Конус света втянулся в то, что над нами висело, вместе с человеком, и все это исчезло в долю секунды. А я развернулся и поскакал в Петровичи. Скачу, а сам не знаю, зачем еду, что буду там делать, кого спасать. Попал туда уже под утро, когда рассветать стало. И тут меня будто кто-то повел. Гоню коня к самой крайней хате, захожу, а там молодая мать, сама еще совсем девчонка, над ребенком убивается. Малец посинел весь и уже почти не дышит. Посмотрел я - ничего сложного, одному управиться можно. Всех из хаты на улицу выгнал, чтобы не мешали, а было их там, надо сказать, много, и занялся лечением. Когда ребенок задышал и порозовел, увидел я, что ничего ему больше не грозит, вышел, дал матери денег и ускакал быстрее, чтобы от благодарностей отделаться.

К той девочке я, конечно, не успел, орден ее к рукам прибрал. А за своим крестником я потом следил до самой его смерти, все хотел понять, почему выбрали именно его. Мало ли детей каждый день умирает? Думал, может, из него кто-то особенный должен вырасти, может, великий ученый, или мыслитель...

– И как?
– спросил Жуковский.

– Да никак!
– ответил Захар.
– Всю жизнь он прожил обыкновенным крестьянином, дожил до девяноста лет. Землю пахал, детей, внуков растил... Впрочем, может я и не прав, не совсем обыкновенная жизнь у него была. Добрую он жизнь прожил, зла никому не делал, хоть самому немало лиха пришлось хватить. Праведную жизнь. Вот и догадывайся, почему именно он. Я, честно говоря, до сих пор не знаю.