Выпуск 2. Пьесы для небогатых театров
Шрифт:
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Вот это совершенно справедливо, Вера Ивановна. Я тоже так считаю. Последнюю корку хлеба разделим и на цены ваши наплюем. Вот так мыслит весь бывший советский народ. Мы с вами теперь живе-ем! Чай «Индийский» у нас есть…
ВЕРА ИВАНОВНА. Вот еще что у нас есть! ( Достает бутылку водки.)
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Вера Ивановна, уберите!
ВЕРА ИВАНОВНА. Почему?
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Уберите! Вы с ума сошли, это разорение. Я не хочу!
ВЕРА ИВАНОВНА( упрямо).
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Я? Никогда! Вера Ивановна, я в восхищении. Снимаю шляпу! А у меня вот что зато есть! Яблочко! Раз! ( Достает из своей сумки.) И вот еще что — мы тоже не лыком шиты — два!
ВЕРА ИВАНОВНА( восторженно). Боже мой! Шоколад! Я уже сто лет… Импортный! С орехами! Павел Сергеевич, откуда?
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Американка одна презентовала.
ВЕРА ИВАНОВНА. Как?
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. От вас не скрою. Стою я, значит, на своем углу, ну, народ всякий туда-сюда. Кто подает, кто так, мимо. Вдруг слышу — смех такой… ну, в общем, не наш смех. Гляжу — две дамы идут, тоже, смотрю, не наши. Ну, хорошо, они идут, я стою. Вдруг одна другой на меня ручкой показывает и лопочет что-то, та сумочку открывает и, веришь-нет, доллар мне в шляпу кладет! Я от неожиданности ошалел малость, но сразу сообразил, головой машу, нет, мол, мадам, доллар — ноу, нафин, фенькью вери мач, спасибо, мол, большое, но мы, русские, тоже имеем свою дворянскую честь. Короче — не взял. Тут они еще пуще залопотали, такие довольные, смеются, будто я им этот доллар сам подарил. Ну, та и говорит: «Момент, сэр», — лезет обратно в сумочку и достает вот это. «Фо ю вайф», — говорит и тычет мне в шапку. Тут уж я не выдержал, взял и ручку поцеловал, за «вайф». Я же этот «вайф» с пятого класса помню, жена значит в переводе. Ну, тут уж мы и разговорились с ней запросто: «Петербург — бьютифул», — говорю. Она: «О, йес, йес». «Ельцин-Горбачев — вери гуд». Те опять: «Гуд, мол, гуд!» А про себя думаю, какой же это к растакой матери гуд, если буханка черненького уже за четыре цифры перевалила. Но виду не показываю, что в подтексте держу, надо ж, думаю, наше чокнутое правительство поддержать. Ну, поговорили так и разошлись в полной друг от друга приятности. Я их еще и в гости пригласил. Сюда. Может, придут. Они страсть какие любопытные, мы ж для них вроде обезьян. Вот такой, дорогая Вера Ивановна, анекдот. Так я пойду теперь на кухню чайник поставлю. ( Уходит.).
Вера Ивановна со смешанным чувством удовольствия и опаски продолжает осматривать квартиру.
ВЕРА ИВАНОВНА. Павел Сергеевич, а если они ремонтировать начнут, куда ж вы?
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. У нас, Вера Ивановна, пол-Петербурга пустых домов, не пропадем. ( Возвращается.) Вот и стаканы, рюмочек, к сожалению, не имею.
ВЕРА ИВАНОВНА. Вы, я вижу, обзавелись хозяйством…
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Купил кое-что, правда, еще по старым ценам успел. Сейчас-то конечно… если бы сейчас начинать жизнь, то уж и не знаю…
ВЕРА ИВАНОВНА. В нашем возрасте, это да… А ведь есть и женщины, и дети, которые вот так…
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Все у нас есть, Вера Ивановна. Кроме порядка.
ВЕРА ИВАНОВНА.
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Ух, как красиво! Что значит женская рука…
ВЕРА ИВАНОВНА. Вы бы моих пирожков отведали, тогда бы сказали.
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Не верю. Не может быть. Неужели еще на свете какие-то женщины пекут еще какие-то домашние пирожки?
ВЕРА ИВАНОВНА. Вот нарочно вам привезу отведать.
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Вера Ивановна, я ведь и заплакать могу, от умиления сердца.
ВЕРА ИВАНОВНА. Мы еще с вами не выпили, погодите.
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ( наливает, поднимает стакан). За нашу встречу! За те чудеса, которые освещают нашу жизнь, за вас, Верочка! За вашу добрую душу, не зачерствевшую в наших суровых военных буднях! За вечную женственность, которой я не устану до конца моих дней поклоняться! За…
ВЕРА ИВАНОВНА. Довольно, Павел Сергеевич. Давайте по порядку. За встречу! ( Чокаются, выпивают.) Фу, гадость какая!
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. А вы яблочком сразу, яблочком. И шоколадкой. ( Выпивает, крякает от удовольствия.) Хорошо!
ВЕРА ИВАНОВНА. И чего они только туда кладут?
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Я однажды ликер пробовал итальянский. Это, я вам скажу, вещь! Это можно сразу умирать.
ВЕРА ИВАНОВНА. Ой, а я, кажется, уже…
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Ну, это не страшно.
ВЕРА ИВАНОВНА. Голова так закружилась, закружилась, и повело…
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Уложим вас до утра. Кровать имеется.
ВЕРА ИВАНОВНА. Да Боже упаси! Мне ж на работу… А вы, Павел Сергеевич, что же, не работаете нигде?
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Я работал. Сторожем. В прошлом месяце сократили.
ВЕРА ИВАНОВНА. Хотите, я у нас в госпитале спрошу? Санитаром пойдете?
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Санитаром?
ВЕРА ИВАНОВНА. Работа, конечно, тяжелая, но ничего, наши женщины справляются.
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Что ж, можно и санитаром. Вообще-то, Вера Ивановна, у меня мечта есть. Уехать я отсюда хочу.
ВЕРА ИВАНОВНА. В Америку?
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Зачем в Америку? Что ж теперь, кроме Америки, и ехать некуда? Земля у нас большая. Хоть и отвалились куски, которые наши деды-прадеды кровью и потом… а все ж землицы-то еще о-го-го! Бог не обидел. На землю захотелось, Вера Ивановна. Перед тем как в землю совсем, захотелось еще на земельке немножечко не заплеванной, не затоптанной пожить…
ВЕРА ИВАНОВНА. Хорошо бы…
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Ведь я всю крестьянскую работу делать могу, плотничать, столярничать, пахать, косить, у меня и здесь садоводство было, сам все построил, домик, огород…
ВЕРА ИВАНОВНА. И где же оно теперь?
ПАВЕЛ СЕРГЕЕВИЧ. Дочкам оставил… А! Чайник!
Бежит на кухню, потом снова возвращается с чайником
ВЕРА ИВАНОВНА. Смотрю я, хороший вы человек, Павел Сергеевич. Как же это вы говорите, жена вас бросила?