Выпуск 4. Семь пьес с необычной судьбой
Шрифт:
ТОЛЯ. Что?! Какой золотой ключик?
МУСОРЩИК (продолжая разгребать мусор). Как, — какой? Не знаешь, что ли? Как у Буратино.
ТОЛЯ. Да…
МУСОРЩИК. Раз бумажка, два бумажка. Для кого отход, а для кого приход. Ну, а потом — золотой ключик.
ТОЛЯ. И давно вы так?
МУСОРЩИК. Давно.
Пауза.
ТОЛЯ. Скажите, а что-нибудь интересное попадается?
МУСОРЩИК. Конечно, попадается… Много есть интересного. Например, книги.
ТОЛЯ. Книги?
МУСОРЩИК.
ТОЛЯ. Интересно. А как давно с книгами стало хуже?
МУСОРЩИК. Как давно?.. Да, наверное, лет с десять. Тогда как раз начали сараи во дворах сносить. Тогда чего только не было! И книги, и подсвечники, и материал — всего было много. Тогда же моды на старину не было. Зато потом, когда иностранцы стали приезжать, так мода появилась. Все стали сувениры собирать. А тогда все эти сувениры никому не были нужны. Так на земле и валялись. Тогда, помню, и шинели попадались… А сейчас что? — смотри, вот брюки себе нашел. Да и то — ими уже, наверное, полы мыли… Не то, что раньше…
ТОЛЯ. Мне вот тоже последнее время не везет.
МУСОРЩИК. Почему это, — тоже?
ТОЛЯ. А что?
МУСОРЩИК. Если бы мне не везло, я бы не пел.
ТОЛЯ. А почему вы поете?
МУСОРЩИК. Потому что…
Пауза.
Вот послушай… Природа рождает миллиарды растений и животных, и самое совершенное из всего на земле — человек. Я родился человеком, — разве мне повезло?.. А потом! В детстве я мог умереть от какой-нибудь болезни. В юности я мог попасть под машину. Разве мне не повезло, что я дожил до старости? Почему же мне грустить?.. Бедность — не порок, это всем понятно. А то, что умру — так все умрем. Чего же мне грустить, если я остаюсь человеком и умру, как человек. Я — человек. Поэтому я пою.
Пауза.
Поеду. Это вообще-то не мой участок. (Уезжает.)
Толя остается один.
Он поднимается на крыльцо, открывает дверь, проходит по коридору в свою комнату и, не зажигая света, садится за стоящий у окна письменный стол… Пауза… Сидит не двигаясь.
ТОЛЯ (пишет письмо). Здравствуй, моя дорогая мама… (Задумался, смотри в окно.)
Эпилог
Утро, очень тихо. Во всех окнах флигеля, кроме Толиного, темно. Сквозь стекла широкого окна Толиной комнаты со двора видно, что Толя сидит за письменным столом у окна, положив голову на локти — спит. На столе книги, бумаги, чайник, стакан, папиросы, пепельница, спички. Все это освещает старая настольная лампа с самодельным абажуром из ватмана.
Позывные первой утренней радиопередачи.
Толя поднимает голову и смотрит в окно на узкий заасфальтированный двор. Вид из окна ему привычен.
Проходит немного времени, открывается дверь соседней комнаты и появляется Полина. Она выглядит плохо, как-то помято. Похоже на то, что сегодня она спала, не раздеваясь.
Полина открывает окно в коридоре и смотрит направо под арку. Никого не увидев, она идет на кухню, подходит к раковине и открывает на полную воду кран. Потом заходит в туалет.
Льется вода.
Толя по-прежнему смотрит в окно.
Полина выходит из туалета, снимает с гвоздя ковшик, ополаскивает его, набирает из-под крана воды и пьет. Видно, что от холодной
Проходит время.
Толя по-прежнему смотрит в окно.
Появляется Вергильевна.
Вергильевна проходит под окнами через дверь, пропадает на некоторое время, потом снова появляется. Теперь в руках у нее метла.
ВИРГИЛЬЕВНА. Полина… Полина… (Стучит в окно в коридоре ручкой метлы.) Полина, вставай.
ПОЛИНА (выходит из комнаты). Не кричи, встала.
ВИРГИЛЬЕВНА. Я оттуда начну сегодня. (Показывает в угол двора.)
ПОЛИНА. Давай. Мне все равно.
Начинает подметать.
ВИРГИЛЬЕВНА. Не могу я этот двор подметать. Хуже всего идет. Хоть и свой он, а никакой радости от этого нет.
Подметают. Шших… шших… шших…
Толя, что? — так всю ночь лампу и не гасил?
ПОЛИНА. Занимается. Говорит, что экзамен у него. Всю дорогу сидит. И сам никуда не ходит, и к нему никто.
ВИРГИЛЬЕВНА. А жена, — что?
ПОЛИНА. Говорит, что в командировке.
ВИРГИЛЬЕВНА. Знаю я эту командировку. Просто не хочет в эту дыру лезть. Понятно, кому захочется.
ПОЛИНА. Жалко. Глаза-то совсем испортит. Я ему говорю, — ты бы хоть в воскресенье отдыхал.
ВИРГИЛЬЕВНА. А он?
ПОЛИНА. Говорит, потом. Говорит, что не время.
ВИРГИЛЬЕВНА. Как же не время? Самое то время. Потом никакого времени не будет.
Заканчивает мести.
Хватит, Полина, все равно без толку.
Уходят.
Проходит еще некоторое время.
Появляется Оля. В руке у нее чемодан. Она входит во двор, осматривает флигель, подходит к крыльцу. Увидев на двери крупно написанный номер квартиры, она облегченно вздыхает, ставит чемодан под окном на асфальт, садится на него, достает из сумки сигареты, спички. Пауза… Сидит, не закурив.
Пауза.
«Кр-ррр-р» — скрипит за ее спиной дверь.
ОЛЯ (вскакивает, кричит). То-ля-ааа!!!
ТОЛЯ (срывается с места, бежит по коридору, выбегает на крыльцо, сбегает по ступенькам вниз, бежит к Оле и прижимает ее к себе.) Олечка… Оля… Все, Оля, все, я с тобой, все, все, все… все хорошо…
Пауза.
ОЛЯ. Я испугалась.
ТОЛЯ. Чего?
ОЛЯ. Не знаю… (Пауза. Смотрит на Толю.) А если бы тебя не было, что бы я делала? С ума можно сойти.
ТОЛЯ. Чего ты испугалась?
ОЛЯ. Не знаю… Страшно стало.
ТОЛЯ. Отчего?
ОЛЯ (высвобождается). Чего-чего, — не знаю.
ТОЛЯ. Ты же ничего не боялась раньше?
ОЛЯ. Да. Раньше.
ТОЛЯ. Ну ладно. Проехали.
ОЛЯ. Проехали.
ТОЛЯ. Это твой чемодан?
ОЛЯ. Мой. Чей же еще?