Выпуск II. Том 2
Шрифт:
— Ей-богу, — сказала я, — не понимаю, о чем вы. Может быть, вы объясните? Но она покачала головой.
— Не сейчас. Позже. Как же мы сразу не поняли? Мы должны были понять!
— Если бы вы мне сказали… Она снова покачала головой.
— Я должна все как следует обдумать.
Она прошла мимо меня и нетвердыми шагами стала спускаться по лестнице.
Я не последовала за ней — было слишком очевидно, что она этого не хочет. Я села на парапет и попыталась разобраться, но ничего у меня не получалось. Во двор можно проникнуть только одним способом — через ворота. Я огляделась.
Я в растерянности помотала головой и пошла вниз по лестнице.
Глава 24
Убийство входит в привычку
Этим вечером все мы рано разошлись по своим комнатам. За обедом мисс Джонсон держалась почти так же, как обычно. Правда, взгляд у нее был какой-то ошеломленный и раза два на вопросы, обращенные к ней, она отвечала невпопад.
Да и все мы чувствовали себя за обедом как-то неуютно. Вы скажете, что после похорон это естественно. Но я знаю, что говорю.
Еще совсем недавно во время наших трапез мы могли быть и молчаливыми и подавленными, но тем не менее за столом царила дружеская атмосфера. Мы сочувствовали доктору Лайднеру в его горе, и у нас было ощущение, что все мы в одной лодке.
Но сегодня вечером мне вспомнилось мое первое чаепитие, когда миссис Меркадо не спускала с меня глаз и мне казалось, что вот-вот случится что-то непоправимое.
В тот день, когда мы сидели за обедом во главе с мосье Пуаро, я тоже испытала нечто подобное, только, пожалуй, гораздо сильнее.
Сегодня же это чувство особенно остро владело нами. Все были взвинчены, нервничали, все были на грани срыва. Казалось, упади на пол ложечке — и раздастся вопль ужаса.
Как я уже сказала, мы рано разошлись в тот вечер. Я почти тотчас легла. Последнее, что я слышала, проваливаясь в сон, был голос миссис Меркадо у самой моей двери, желающей доброй ночи мисс Джонсон.
Уснула я сразу же, утомленная и нервным напряжением, и, пожалуй, в еще большей степени моими дурацкими упражнениями в комнате миссис Лайднер, и проспала тяжело, без сновидений несколько часов.
Проснулась как от толчка, с ощущением надвигающейся беды. Кажется, меня разбудил какой-то звук. Я села в постели и прислушалась. Вот он повторился снова.
Ужасный, отчаянный сдавленный стон.
В мгновение ока я соскочила с кровати и засветила свечку. Прихватив фонарик на тот случай, если свечу задует, я вышла во двор и прислушалась. Звук раздавался где-то совсем рядом. Вот снова — из комнаты, соседней с моей.., из комнаты мисс Джонсон.
Я поспешно вошла к ней. Она лежала на кровати, тело ее содрогалось в конвульсиях. Поставив свечу, я склонилась над ней. Губы у нее шевелились, она пыталась что-то сказать, но изо рта вырывался лишь пугающий свистящий хрип. Мне бросилось в глаза, что углы рта и кожа на подбородке у нее обожжены и покрыты серовато-белой пеной.
Взгляд ее перебежал с моего лица на стакан на полу, выпавший, очевидно, у нее из рук. На светлом ковре, там, куда он упал, ярко алели пятна. Я подобрала стакан, провела внутри него пальцем и тут же отдернула
У меня не осталось никаких сомнений насчет того, что произошло. Намеренно или нечаянно она хлебнула кислоты.., соляной или щавелевой, не знаю.
Я бросилась к доктору Лайднеру, а он разбудил всех остальных. Мы хлопотали около мисс Джонсон, изо всех сил стараясь облегчить ее страдания, но я понимала, что наши усилия тщетны. Испробовали крепкий раствор соды, потом оливковое масло. Чтобы унять боль, я ввела ей под кожу сульфат морфия.
Дэвид Эммет помчался в Хассани за доктором Райли, но до его прибытия все уже было кончено.
Не буду вдаваться в подробности. Скажу только, что отравление концентрированным раствором соляной кислоты (а это была именно она) приводит к самой мучительной смерти, какую только можно себе представить.
Когда я склонилась над ней, чтобы ввести морфий, она опять попыталась что-то мне сказать. С ее губ сорвался ужасный мучительный стон.
— Окно, — едва выдавала она, — мисс Ледерен, окно…
Но — увы! — ничего больше она сказать не смогла и вскоре впала в забытье.
Никогда не забуду эту ночь. Приехал доктор Райли. Потом капитан Мейтленд. И наконец на рассвете появился Эркюль Пуаро.
Это он, ласково взяв меня под руку, отвел в сторону, усадил и подал чашку горячего крепкого чая.
— Ну вот, mon enfant [106] , — сказал он, — так-то лучше. А то вы совсем выбились из сил. И тут я разразилась слезами.
— Так ужасно, — всхлипнула я. — Кошмар какой-то. Какие страшные мучения! А ее глаза… О мосье Пуаро.., ее глаза…
106
дитя мое (фр.)
Он легонько похлопал меня по плечу. Даже женщина не смогла бы сделать все это лучше.
— Ну-ну, будет, не надо об этом. Вы сделали все, что могли.
— Это ведь кислота?
— Да, концентрированный раствор соляной кислоты.
— Которой они очищают керамику?
— Да. Вероятно, мисс Джонсон со сна выпила ее. Правда.., может быть, она нарочно…
— О, мосье Пуаро, что вы такое говорите!
— В конце концов, нельзя исключать и эту возможность. Вы не согласны?
Я на минуту задумалась, потом решительно тряхнула головой.
— Не могу поверить. Нет, не могу, — и, немного замявшись, добавила:
— Кажется, вчера она кое-что обнаружила.
— Как вы говорите? Что-то обнаружила? Я слово в слово пересказала ему наш странный разговор на крыше.
Пуаро тихонько присвистнул.
— La pauvre femme! [107] Стало быть, она сказала, что хочет хорошенько все обдумать… Да? И тем самым подписала себе смертный приговор. Если бы только она рассказала тогда сразу же… Повторите-ка еще раз ее слова.
107
Несчастная женщина (фр.)