Выпуск II. Том 2
Шрифт:
– Любопытно, – заметил я. – Почему она хочет вас видеть?
– Вас удивляет, что она хочет меня видеть? Вы не слишком вежливы, друг мой.
Пуаро любит пошутить некстати, что меня, честно говоря, раздражает.
– Мы поедем к ней сейчас же, – заключил он и, любовно смахнув со шляпы воображаемую соринку, водрузил ее на голову.
Мне идея Сильвии Уилкинсон о том, что лорда Эджвера убила его дочь, показалась абсурдной. Такое мог предположить лишь совершенно безмозглый человек. Я поделился своими мыслями с Пуаро.
– Безмозглый, безмозглый... Что за этим стоит? Развивая свою мысль, Гастингс, вы бы могли, наверное, добавить, что у Сильвии Уилкинсон
25
Несомненно (франц.).
26
Ателье мод (франц.).
– Возможно, в этом что-то есть, – согласился я.
– Nous void [27] , – сказал Пуаро. – Мне тоже любопытно знать, почему мисс Марш так срочно хочет меня видеть.
– Естественное желание! – не удержался я. – Вы же сами объяснили четверть часа назад. Естественное желание увидеть неповторимое и уникальное вблизи.
– А вдруг это вы произвели на нее неизгладимое впечатление, мой друг? – спросил Пуаро, дергая за ручку звонка.
Передо мной всплыло удивленное лицо девушки, стоящей на пороге своей комнаты. Я хорошо запомнил эти горящие темные глаза на бледном лице. Их взгляд невозможно было забыть.
27
Так вот (франц.).
Нас провели наверх, в гостиную, куда через несколько минут вошла и Адела Марш.
Внутренняя напряженность, которую я ощутил в ней раньше, теперь усилилась. Эта высокая, худая, бледная девушка с лицом, на котором глаза по-прежнему горели мрачным огнем, казалась существом необыкновенным.
Она была совершенно спокойна, что, учитывая ее юность, было просто удивительным.
– Я очень благодарна вам, мсье Пуаро, за то, что вы так быстро откликнулись на мое письмо, – сказала она. – Сожалею, что мы не встретились утром.
– Вы спали?
– Да. Мисс Кэррол – секретарша моего отца – настояла на этом. Она очень добра ко мне.
В ее голосе прозвучало еле уловимое, удивившее меня недовольство.
– Чем я могу быть вам полезен, мадемуазель? – спросил Пуаро.
Она минуту помедлила и затем спросила:
– За день до того, как мой отец был убит, вы приходили к нему.
– Да, мадемуазель.
–
Пуаро не спешил с ответом. Казалось, он колеблется. Теперь я понимаю, что он делал это намеренно, и расчет его оказался верен. Он хотел заставить ее говорить, а она, как он догадался, была нетерпелива. Ей все нужно было скорей.
– Он чего-то боялся? Почему вы молчите? Вы должны мне сказать! Я должна знать! Кого он боялся? Что он вам сказал?
Я не зря подозревал, что ее спокойствие – деланое. Она начинала нервничать, и ее руки, лежащие на коленях, заметно дрожали.
– Разговор, происходивший между лордом Эджвером и мной, был конфиденциальным, – сказал наконец Пуаро.
Она не отрывала взгляда от его лица.
– Значит, вы говорили о... чем-то, связанном с нашей семьей? Ну зачем, зачем вы мучаете меня? Почему вы ничего не говорите? Мне нужно знать... понимаете, нужно!
Пуаро вновь отрицательно покачал головой, что, разумеется, усилило ее волнение.
– Мсье Пуаро! – Она выпрямилась. – Я его дочь. Я имею право знать, чего мой отец боялся за день до смерти. Несправедливо держать меня в неведении! К тому же это несправедливо и по отношению к нему.
– Вы так сильно любили своего отца, мадемуазель? – мягко спросил Пуаро.
Она отшатнулась, будто ее ударили.
– Любила его? – прошептала она. – Любила его? Я?.. я...
Тут ее покинули остатки самообладания, и она расхохоталась, неудержимо и громко, чуть не упав со стула.
Этот истерический смех не остался незамеченным. Дверь распахнулась, и в гостиную вошла мисс Кэррол.
– Адела, дорогая моя, это никуда не годится, – твердо сказала она. – Успокойтесь, прошу вас. Слышите? Сейчас же прекратите.
Ее строгость и настойчивость возымели эффект. Адела начала смеяться тише, затем смолкла, вытерла глаза и снова уселась прямо.
– Простите, – тихо сказала она, – со мной такое в первый раз.
Мисс Кэррол продолжала пристально смотреть на нее.
– Не беспокойтесь, мисс Кэррол, все в порядке. Фу, как глупо...
И она вдруг улыбнулась странной, горькой улыбкой, исказившей ее лицо.
– Он спросил меня, – сказала она громко, отчетливым голосом, глядя прямо перед собой, – сильно ли я любила своего отца.
Мисс Кэррол не то кашлянула, не то вздохнула, скрывая замешательство, а Адела продолжала, пронзительно и зло:
– Интересно, что мне сейчас лучше сказать, правду или ложь? Наверное, правду. Нет, я не любила своего отца. Я его ненавидела.
– Адела, дорогая...
– К чему притворяться? Вы не испытывали к нему ненависти, потому что он не смел вас тронуть! Вы из тех немногих, с кем он считался. Вы на него работали, а он платил вам жалование. Его странности и вспышки ярости вас не касались – вы их игнорировали. Я знаю, что вы скажете – мы все должны мириться с недостатками друг друга. Вы жизнерадостны и равнодушны. Вы очень сильная женщина. Может быть, вы даже не человек. Но вы в любой момент могли уйти отсюда навсегда. А я не могла. Я его дочь.
– Послушайте, Адела, не стоит так взвинчивать себя. Отцы и дочери часто не ладят между собой. Но чем меньше об этом говорить, тем лучше, поверьте мне.
Адела повернулась к ней спиной.
– Мсье Пуаро, – сказала она, обращаясь к моему другу, – я ненавидела своего отца. Я рада, что он умер. Это означает, что я свободна. Свободна и независима. Я не считаю, что нужно разыскивать убийцу. Я допускаю, что у него были достаточно веские основания, которые его оправдывают.
Пуаро внимательно слушал.