Выпуск II. Том 7

Кристи Агата

Произнося эту тираду, полковник даже начал запинаться, отчего его речь обрела какой-то телеграфный стиль.

— Буду счастлив, — откликнулся Пуаро. — Можете целиком рассчитывать на мою помощь. Но мы должны пощадить самолюбие инспектора Сагдена. Это будет его дело — не мое. Я присутствую в роли, так сказать, неофициального консультанта.

— Хороший вы малый, Пуаро, — тепло поблагодарил его полковник Джонсон.

И с этими словами они отправились в путь.

6

Дверь

им открыл, отдав честь, констебль. Они вошли в холл и увидели Сагдена.

— Рад, что вы приехали, сэр, — сказал он. — Может, пройдем в комнату налево, в кабинет мистера Ли? Я хотел бы в общих чертах доложить вам о деле. Случай, надо признаться, довольно неординарный.

Он ввел их в небольшую комнату с левой стороны холла. Там на огромном, заваленном бумагами письменном столе стоял телефон. Вдоль стены высились книжные шкафы.

— Сагден, это мосье Эркюль Пуаро, — сказал начальник полиции. — Вы, наверное, о нем слышали. Случайно он оказался у меня в гостях. А это старший инспектор полиции Сагден.

Пуаро слегка поклонился и оглядел стоящего перед ним человека с головы до ног. Высокий широкоплечий мужчина с военной выправкой, нос с горбинкой, дерзкий подбородок и большие пышные каштанового цвета усы. Он не отрывал глаз от Эркюля Пуаро, по-видимому зная о нем. А Эркюль Пуаро в свою очередь смотрел во все глаза на усы инспектора. Их великолепие, казалось, очаровало его.

— Разумеется, я наслышан о вас, мосье Пуаро, — сказал Сагден. — Вы были в наших краях несколько лет назад, если я не ошибаюсь. Гибель сэра Бартоломью Стрейнджа. Отравление никотином. Это не мой участок, но, конечно, я интересовался подробностями.

— Давайте, Сагден, доложите нам все факты, — нетерпеливо перебил его полковник Джонсон. — Случай ясный, сказали вы.

— Да, сэр, это — явное убийство, нет никаких сомнений. У мистера Ли перерезано горло, яремная вена, как объяснил мне доктор. Но во всем этом деле есть нечто весьма странное.

— Вы хотите сказать…

— Хорошо бы, чтобы вы сначала выслушали меня, сэр. А произошло вот что. Сегодня днем после пяти мне в Эддлсфилдский участок позвонил мистер Ли и попросил приехать к нему в восемь часов вечера. Время особо выделил. Более того, велел мне сказать дворецкому, что я собираю деньги на благотворительные цели.

Начальник полиции бросил на него выразительный взгляд.

— Значит, он хотел, чтобы вы проникли в дом под каким-либо благовидным предлогом?

— Совершенно верно, сэр. А поскольку мистер Ли — человек влиятельный, я, естественно, выполнил его желание. Пришел около восьми и сказал дворецкому, что собираю деньги на сирот из полицейских семей. Дворецкий пошел доложить и, вернувшись, передал, что мистер Ли меня примет. Потом он проводил меня наверх к мистеру Ли, комната которого находится как раз над столовой.

Сагден помолчал, набрал воздуха и продолжал свой доклад:

— Мистер Ли сидел в кресле у камина. На нем был халат. Когда дворецкий вышел из комнаты, закрыв за собой дверь, мистер Ли пригласил меня сесть рядом с ним и несколько сбивчиво сказал,

что хочет сообщить мне о краже. Я спросил, что было похищено. Он ответил, что из его сейфа были похищены алмазы (кажется, он сказал «необработанные алмазы») стоимостью в несколько тысяч фунтов стерлингов.

— Алмазы? — переспросил начальник полиции.

— Да, сэр. Я задал ему несколько обычных в таких случаях вопросов. Отвечал он как-то неопределенно. Наконец он сказал: «Вы должны понять, инспектор, что я могу и ошибаться». — «Я не совсем понимаю вас, сэр, — заметил я. — Либо алмазы похищены, либо нет». — «Они исчезли, — ответил он, — но вполне возможно, что их исчезновение — чья-то глупая шутка». Сказать по правде, мне это показалось странным, но я промолчал. «Мне трудно объяснить вам все подробно, — продолжал он, — но по существу дело сводится к следующему: насколько я знаю, пропавшие камни могут оказаться в руках только двух человек. Один из них, возможно, подшутил надо мной, если же они у другого, то, значит, украдены». — «Что я, по-вашему, должен сделать, сэр?» — спросил я. «Я хочу, чтобы вы вернулись сюда через час, — быстро ответил он, — нет, чуть больше, чем через час, скажем, в девять пятнадцать. В это время я смогу точно сказать вам, обворовали меня или нет». Я был несколько озадачен, но не стал спорить и ушел.

— Любопытно, весьма любопытно, — заметил полковник Джонсон. — Что скажете, Пуаро?

— Разрешите спросить, инспектор, — вместо ответа спросил Эркюль Пуаро, — к какому заключению вы сами пришли?

Поглаживая подбородок, Сагден сказал, тщательно подбирая слова:

— Мне приходили в голову разные мысли, но, в общем, я рассудил следующим образом: никакого розыгрыша здесь нет. Алмазы украли — вот и все. Но старый джентльмен не знал, кто именно это сделал. По-моему, он сказал правильно, что это может быть один из двух. Слуга или член семьи.

— Очень хорошо, — одобрительно кивнул Пуаро. — Да, именно этим объясняются его слова.

— Отсюда и желание, чтобы я зашел еще раз. А он тем временем намеревался поговорить с подозреваемыми. Он сказал бы им, что уже сообщил о краже в полицию, по что, если камни будут возвращены, он сумеет замять дело.

— А если бы подозреваемый не откликнулся? — спросил полковник Джонсон.

— В этом случае он попросил бы меня приступить к расследованию.

— А почему ему не пришло в голову сделать это до обращения к вам? — нахмурившись и покрутив усы, продолжал сомневаться полковник Джонсон.

— О нет, сэр, — покачал головой инспектор Сагден. — Поступи он так, ничего бы не получилось. Его слова не звучали бы убедительно. Человек мог бы сам себе сказать: «Старик не обратится в полицию, кого бы он ни подозревал!» Но если старый джентльмен говорит: «Я уже говорил с полицией, и инспектор только что побывал у нас в доме», тогда вор проверяет его слова, скажем, у дворецкого, и дворецкий подтверждает, что я действительно побывал у них перед ужином. Вору становится понятно, что старый джентльмен но врет и что лучше добровольно вернуть камни.