Выпускник
Шрифт:
Первый залп оказался оглушительным.
Взрыв гранаты разорвал тишину, взметнув клубы пыли и камней. На нас обрушился град выстрелов — автоматные очереди срывались с вершины скал, словно молнии, но уже не небесные, а смертельные, направленные прямо в нас.
Моджахеды заранее подготовили укрепленные позиции на высоте, у них был полный обзор, а наши парни оказались в ловушке, открытые со всех сторон.
Мы пытались вырваться, но огонь противника прижимал нас к земле.
В этом аду каждый
Командиры пытались перекрыть огонь, отдавая команды стрелять по вершинам.
Но враг маневрировал, и, как только наши солдаты начинали подавлять одну точку, пули уже летели с другой стороны. Казалось, каждый камень, каждая щель в скалах стали орудиями смерти.
Я шел рядом с другими бойцами, когда прогремел очередной залп — взрыв… Будто внутри моей головы.
Я сразу понял, что в беде. Взрывная волна отбросила меня назад и шмякнула об землю со всей дури.
Вспышка. И тишина.
Я был убит и воскрес в этом мире в теле двухлетнего ребенка. Сейчас мне сорок два, а вспомнил я всё, когда мне было лет десять.
Даже не знаю, как реагировать на это признание.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, — снова перехожу на «ты», ставлю между нами дистанцию.
— Молодец, — усмехается майор. — Так держать. Шпион из России не должен выдавать себя в СССР.
— Что ты хочешь от меня, Рытвин, — спрашиваю устало.
— Помощи.
— В чем?
— Мы должны сделать этот мир лучше, не зря же нас отправили сюда, дали второй шанс.
— На черта делать его лучше, он и без нас прекрасен. Никто не угрожает ядерной войной. Что хорошего в том мире, который мы оставили? Кроме семьи, конечно. На карту мира взглянуть не возможно без содрогания, она вся в красных точках, ни в одной стране нет хотя бы одного периметра где не шли бы боевые действия, не убивали людей, не взлетали на воздух люди, пострадавшие от терактов.
— Ты это брось, Макар Матвеевич. Мы здесь, и мы сделаем этот мир лучше.
— Как?
— Я порекомендовал тебя людям, теперь ты в «рыбной» цепочке. Поздравляю!
Твою ж мать!
— Что я должен делать?
— Для начала по городу будешь работать, потом выйдешь на главного, сделаешь так, чтобы тебя взяли с собой в Сочи. Мы должны знать всех — поставщиков также.
— Зачем тебе это, Рытвин? Звездочки лишние нужны?
— Не забывайся, Сомов Макар, или как там тебя… Мы здесь главные, а такие как ты приходят и уходят.
Хмыкаю. Что-то этот майор начинает меня злить.
С чего он взял, что может руководить мною?
Расстаемся с Рытвиным, едва выходим из ЦУМа.
Приезжаю
Высыпаю содержимое на одеяло — десять банок кильки. Понимаю, что внутри совсем не килька. От этого не легче. Рассматриваю толстую пачку пятирублевых купюр, несколько листов, исписанных мужским мелким ровным почерком, с пометкой в шапке: «Выучишь, сожги».
Пробегаю глазами по строкам, понимаю, это указания, адреса и явки, с которых я должен начать, чтобы выйти на тех, кто выше шавок.
А еще Рытвин намекнул, что начинать надо было дело «вчера», поэтому я должен завтра же вместо пары ехать к магазину «Океан».
— Ребят, прикроете, мне надо метнуться в редакцию. Очень срочное задание.
— Что сказать? — Серега смотрит недоверчиво.
— Скажи… зуб разболелся, в стоматологию убежал.
— Идет!
Парни даже нотацию мне не читают, разворачиваются уходят в сторону учебного корпуса, а я как вор пробираюсь на выход из здания, склоняясь в три погибели, чтобы не видели, кто вышел.
Интересно получается, рассуждаю я в дороге.
Вроде хорошее дело сделали, когда открыли торговую сеть «Океан», ведь народ советский хотел рыбы. Почему ему не хотеть, если он гордится своим достоянием — морями, и даже целым океаном — Северным Ледовитым.
Правда представления у власти и народа по рыбе сильно отличались, как оказалось.
Люди думали, что рыба — это осетрина, сверюжатина, семка, красная рыба, вобла, раки, консервы с крабами, судак. Но эта рыба продавалась строго в нужные руки, и уходила в важные ведомства, минуя прилавки.
А народу продавали — морскую капусту — водоросли. Ну чего такого, подумаешь, пускай морскую траву жрут, им же лучше, как никак йод, о народе радеем. А еще были на прилавках консервы из кальмаров и мяса криля — мелких рачков. А в журналах «работница» имелась добрая тысяча рецептов приготовления блюд из этого всего.
В целом же простой народ питался другой рыбой — для пролетариата. Треской под маринадом, навагой, камбалой. А вот минтаю не сразу повезло — люди не допоняли, что это еда для них, думали, для кошек ледяную рыбу подвозят.
Как-то кто-то попробовал минтай сам и понял, что из всей имеющейся рыбы, это прям деликатес, особенно, если обвалять в яйце, в муке. По секрету сказал соседу, он — соседке. Так молва и разнесла по стране, что кошкина рыба съедобна, и даже очень. Люди выстраивались в очереди за ледяной рыбой, и в один голос утверждали, что берут для любимой кошки.
А еще любили селедку всегда на Руси. А про селедку «иваси», которая вышла в продажу в 1976, шутили, что она вышла замуж за иностранца и стала Иваси.