Выпускной. В плену боли
Шрифт:
— А ты о себе?
— Да, какие еще варианты… Расскажу, что когда я был маленьким, мы с мамой жили в детском доме.
— Шутишь?
— Нет. Он находится тут недалеко, в области. Большое трехэтажное здание, мы туда как-то с классом даже ходили…
— Купчино?
— Оно.
— Как это с мамой?
— Ну, вот так. Мама с отцом не жила и там работала. Воспитателем. А я рядом носился. Меня, кстати, даже похищали…
— Скучать тебе некогда, да?
— Вообще. Меня тогда папа спас, я всегда был уверен, что
— Он наверняка ищет, но ему сложно найти, если мы тут не первые, то место либо очень далеко, либо хорошо спрятано. Не стоит обижаться из-за этого на отца.
— А твой тебя ищет?
— Думаю, да. Я сбегала как-то. Но не смогла уехать на электричке дальше одной станции.
— Почему он тебя не отпустил?
— Потому что тогда ему некого будет унижать и воспитывать, ты что… Вовку он обожает и почти не трогает, мать слишком послушна. Ее не за что бить, а мы с сестрой вечно, как на поле боя. Теперь ей одной отдуваться.
— Хочешь, мы ее с собой заберем? Я отца попрошу, он опеку оформит.
– Да кто ж ему даст…
— Ой, поверь, деньги все решают, многое могут.
— Но далеко не все.
— Все.
— И вытащить нас могут? — спросила она, а меня осеняет. Я вскакиваю. – Эй! Ты! Сколько ты хочешь? Назови свою цену! Миллион? Три? Десять? Мой отец может сделать тебя очень богатым человеком. Дай мне только позвонить ему, и ты станешь очень богатым человеком!
Я выдаю все на одном дыхании и замираю, когда вдруг включается звук вентиляции, а в горле начинает першить…
— Демьян! Демьян! Он хочет нас снова усыпить, мы умрем, мы прямо сейчас умрем…
– Нет, нет, — глажу по голове, сажусь рядом, чуть раскачиваясь. – Мы просто поспим. Ничего не будет… Ничего не будет…
Сон нападает, словно удара чего - то тяжелого. Мы просто валимся на пол, мгновенно отключаясь.
***
В себя прихожу с пустой головой и телом, которое словно протащили через мясорубку. Слева боль такая, что кажется, вырезали кусок кожи…. Я бы заорал от нее, но крик Аси разрывает пространство.
Открываю глаза и вижу ее абсолютно обнаженной с окровавленной ногой...
На моей ноге тоже кровь, но я бегу до ванной, ищу полотенце, но ничего нет...
Ничего нет... Ни коробок, ни еды, ни телевизора... Только мигающий желтый цвет, на который у меня аллергия. Ася стонет и я вспоминаю, что искал.
Бросаюсь к кровати, сдираю простынь, рву и прикладываю к ране Аси...Под тряпкой тонкие порезы, ничего серьезного... Одно хорошо, все конечности на месте, даже член между ног все еще болтается.
— Тихо, тихо, родная, сейчас посмотрим, сейчас посмотрим… Тут просто царапина, просто царапина…
— Больно… Больно… У тебя тоже кровь..
— Легче? Тебе легче? – дую на рану, оборачиваю вокруг бедра тряпку.
— Да, да, у тебя тоже кровь…
Глава 39.
22 часа? 22 дня? 22 года? 22 минуты? 22 человека? 22 по счету? Столько вопросов, а ответов нет. Только бессмысленное ожидание чего – то. Неизвестность. Опустошенность. Страх. Мы стирали кровь с ног, пока она не перестала сочиться, оставаясь тонкой корочкой на коже.
— Он все забрал получается? – тихо спрашивает Ася, а пожимаю плечами. – Может мы снова сможем увлечь его сексом? Как думаешь?
Голос хриплый, неуверенный. Умирать не хочется, но и становится животными тоже.
— Не думаю, что это поможет теперь…
— ну давай попробуем? М? Он же смотрит? Хочешь, я станцую? Или попробуем другую позу? Или вот давай я снова сделаю минет, мне кажется в прошлый раз вышло не очень хорошо, — тянется она рукой к члену, который даже не шевелиться. Словно умер. Я его больше не чувствую. Нихера не чувствую, кроме горького привкуса смерти… Она рядом, бродит, царапает стены кончиком лезвия своей огромной косы…
— Хватит, Ася! Это не поможет, понимаешь? Хочешь повеселить его, отрежь мне сосок или член, может тогда он выпустить тебя?!
— Тогда сделай хоть что – то…
— Что? Что мне сделать?
— Мы будем просто сидеть?
— Да, мы будем просто сидеть. Только давай на кровати… да что с тобой, ась? Очнись…
— Я только нашла тебя, понимаешь, не хочу терять, — цепляется за плечи, лицо целует. Я подхватываю ее под обнаженные грязные от крови ягодицы и несу в кровать. Укладываю и к себе прижимаю. – Мне кажется мы умрем… а это число… Что это? Минуты? Часы…
— Я не знаю Ась, я не телепат.
— Расскажи мне что-нибудь? Просто расскажи…
— Втягиваю носом запах, но он уже далек от сладкого, скорее приторный, с ноткой кислинки. Тошнота накатывает, но я сильнее прижимаю к себе любимую.
— Просто расскажи... В детском доме, где я жил с мамой, меня задирали. Я не говорил маме.
— Почему?
— Потому что у меня была мама… Ты представь тех детей, волчат, никогда не знавших материнской ласки, или потерявших ее. А тут я и мама, которая постоянно со мной сюсюкалась.
— Ты мог ей сказать…
— Боялся. Не знаю почему не говорил.
— А что потом?
— Потом появился папа, мы переехали в город, потом уже сюда. Я очень хотел, чтобы со мной дружили, боялся, что будут смеяться. Наверное, поэтому не смог защитить тебя тогда… Прости…
— Не извиняйся. Ты был ребенком.
— Теперь твоя история…
— Моя… —
История за историей, слово за словом, мы просто лежим и разговаривем, мы просто ждем чего — то. Когда наступит голод, когда начнется жажда.