Выпуской бал, или "Вашу руку, мадемуазель!"
Шрифт:
Мэтр предпочел выбрать три сцены, где хорошо видны и активны все главные герои.
— Как я "обожаю" такие оранжерейные платьица, кто бы знал! — Амариллис скептически встряхивала ядовито-салатный наряд с контрастными двухцветными оборками, поверяя длину пышной укороченной юбки. Городские наряды красоток по отделке были парадными, а по крою "уличными", с яркими чулочками. В них нужно ловко лавировать между столиками и болтать ножками, сидя боком на рулетке.
— Все знают, не капризничай! — погнал ее переодеваться режиссер. — Прикрытие в казино у твоей героини как раз школьница! Зато в гостинице у тебя другое платье,
Вскоре Амариллис вышла в костюме и покрутилась перед первым рядом:
— Что скажете, мальчики?
— То же, что на примерке и раньше, — пожал плечами Гиацинт. — Нормально.
Натал молча выразил сдержанное одобрение. Они сидели в первом ряду, один, отлынивая от примерки костюма, другой — от работы за сценой. Помогал ставить декорации. Режиссер орлиным глазом высмотрел обоих и разогнал. Друзья встретились уже после показа двух сцен: все кавалеры и красотки в зале, вечерняя игра вплоть до появления залётного шулера, и все куплеты, которые там полагалось петь. И большая сцена в гостинице: серьезный разговор Гиацинта и Амариллис (с угрозой жизни), потом их танец и дуэт "Кораблекрушительная любовь".
Послушав замечания и похвалы от режиссера, Гиацинт спрыгнул со сцены в зал, спросить ещё одного критика. В черных глазах мелькнула тревога, граф заметил.
— Ну как тебе?
— Да что я понимаю? — отмахнулся Натал. — Лишь бы вам самим нравилось!
— Брось, старик. Говори, что видишь.
— Костюмчик, ничего. Тебя и не узнать! Только по голосу. Хотя в некоторых сценах и голос другой…
— Я знаю, не темни. Что не так? — граф упал в кресло рядом.
— Ты как-то по-другому смотришь, когда вы поете дуэт… В конце на рулетке и раньше звучало тревожно, но теперь просто обреченно! Аж страшно! Одно дело, когда человек стоит на краю, а другое, когда решил броситься вниз. — Друг оглянулся, чтобы лучше видеть его лицо: — Что случилось?
Гиацинт отвел взгляд. Нат встряхнул его плечо, требуя не прятаться.
— Змея не сказала? — недовольно уточнил граф.
— Нет… не прямо. Но я догадался. Кто она?
— Всё тебе расскажи… — несчастное лицо чуть осветилось уголком улыбки. Натал нахмурился:
— Это серьезно?
Ирония совершенно погасла.
— Да.
Гиацинт вопросительно поднял глаза на друга. "Старик, и что мне делать?!! Если ты, как обычно, собираешься меня убить, лучше сейчас. Пока ещё не так больно…" Чуть усмехнувшись, старший брат взглядом показал на Амариллис на сцене:
— А что ж она не злится?
— А что она теряет? — хмыкнул Гиацинт. — Я никуда не денусь!
Натал прикрыл глаза, подавляя вздох облегчения. На секунду крепче сжал плечо графа и встал, молча извиняясь, что надо идти, подтянуть декорации. Продолжим разговор позже.
Довольный репетицией, Жасмин провозгласил, что у нормальных людей генеральная репетиция одна, а они с сегодняшнего дня входят в сезон репетиций близких к выпуску. Летом гастроли с "Мелодией Парижа", а осенью сразу премьера. Пока главный герой с ними, надо спешить! Репетировать так, будто премьера грянет в любой день! Преувеличение минимальное, с их главным героем всего можно ожидать, кто знает, не явится ли он в следующий раз, ровно за пять минут до своего выхода в день премьеры!
— Я только для того подписываю с вами контракты, чтобы законно вычитать неустойки
— Из жалости нам что-нибудь подадут! — жизнерадостно закончил Горицвет, играющий лопуха-клиента в пестром фраке. В его роли, рыжему долговязому парню труднее всего было смотреться городским франтом, а не деревенщиной. Изящный темноволосый Парис, наоборот, не мог играть крестьян и слуг, ниже старших лакеев. Но для кордебалета вокруг игорных столов требовались все свободные актеры. Все посмеялись привычной шутке, раньше заменяющей в их студии традиционное "ни пуха, ни пера" перед выходом на сцену.
Обед прошел торжественно. До ужина ещё репетировали, упирая на технические моменты из разных сцен, зная заранее, что разойдутся поздно. Нужно проверить костюмы во всех возможных в этом спектакле трюках. Нагрузка во время каскадных танцев и бурных объяснений им выпадала порядочная.
Гиацинт исполнил свое "Шулерское танго", исключительно потому, что в нем нужно взбегать на рулетку, разгонять барабан, как белка, потом кататься на вертушке, лёжа боком на перекладине.
Как он сиял! Дирижер собственной судьбы, всемогущий и независимый! Люди, деньги, карты, события послушны легчайшему мановению его пальцев! Во втором действии (на первой репетиции) он уже был совсем другим…
На сцене теперь царила главная героиня. Главная — та, чьим именем названа оперетта. Амариллис играла всего лишь лучшую ученицу. Режиссер полностью растворился в постановочных нюансах роли своей жены, на новый костюм и черный парик совершенно иначе пришлось выставлять свет. Лили стояла на верхней площадке рулетки, как раз там, откуда Гиацинт недавно собирался "шагнуть в пропасть".
— И что теперь? — оба друга освободились, Гиацинт успел переодеться в треклятый придворный камзол. Натал сел рядом и спросил. А что ответить?
— Понятия не имею, — граф судорожно глотнул, глядя в потолок.
— А в чем проблема? У нее жених?
— Да вроде нет. Имеется строгая мамаша, но это мелочи.
Старший брат снисходительно хлопнул соседа по колену:
— Так чего ж ты страдаешь? Хоть есть из-за кого?
— Нат… — Гиацинт подарил ему укоризненно-насмешливый взгляд. Такая наивная попытка вытянуть из него подробности, не сработает.
— Ну, я ж ее не видел, — наполовину иронично извинился, наполовину пожалел друг, признав поражение в первой партии.
— И не надо, — граф содрогнулся, представив сцену знакомства "скромницы" с "бандитом". — Пока я сам не разберусь.
— Боишься, отобью?
Гиацинт всё-таки не удержал смешок. Стукнул мерзавца кулаком в плечо и слегка оттаял. Чувствуя рядом плечо друга, увлекаясь постановкой собственной пьесы, азартно споря с актерами и режиссером о глубинах характеров их героев, он жил свободно и дышал полной грудью. Почти как раньше. Но с той же вечной горечью: всё временно, всё только до утра. Нет, даже двенадцатибальный шторм не вытащит его из этой жизни раньше, чем уйдет ночь! А дальше? Жизнь снова превратится в тыкву? И для Натала тоже. А прочие бесчувственные театральные эгоисты во главе с Амариллис живут по-настоящему круглые сутки! Дни напролет! Успехи, неудачи, радости, огорчения — неважно. Это их жизнь. Они там сами правят бал, а не танцуют на чужих.