Выше стен
Шрифт:
Зрелище местами милое. Местами — смешное, местами противное, местами…
На столик ложится тень, и обзор загораживает темная фигура — джинсы, мятая толстовка с закатанными рукавами, лямка рюкзака на широком плече, сжатые губы, острые скулы, серые, непроницаемые глаза…
Эмоции смешиваются и взрываются в солнечном сплетении, открыв рот, я наблюдаю за чудом: Святоша расслабляется, и его лицо расцветает в невозможной, крышесносной, убийственно красивой улыбке.
— Привет! — кивает он, передает мне мой рюкзак и занимает соседний
7 (Святослав)
Я снова уснул лишь под утро, а теперь глаза режет от яркого солнышка, в башке тупой болью отдается гул голосов, скрежет столовских стульев и звон посуды.
Розоволосую деваху примечаю издали и, задевая плечами вырастающих на пути людей, направляюсь к ней.
У меня нет четкого плана действий: я никогда не обижал слабых, наоборот, помогал всем, кто в помощи нуждался. А когда вырос и поумнел, старался хотя бы не вредить. Но все это было в другой жизни — дверь туда захлопнули прямо перед моим носом.
Нависаю над крайним столиком у окна и пялюсь на «папину радость» — впервые так долго, что могу разглядеть тонкий белый шрам над бровью и капризно выпяченную губу.
Она меня бесит.
Я бы спросил ее, каково это — жить на всем готовом, не заморачиваясь и не думая о других, я бы со всей дури пнул ножку стула, чтобы ее задница оказалась на полу, я бы с удовольствием заржал ей в лицо и ушел отсюда, наслаждаясь ее позором…
Но тогда я спалюсь и лишусь месяца бесплатной развлекухи. А в этой новой жизни с развлекухой и так сплошной напряг.
— Привет! — брякаю я, деваха поднимает на меня дурные глаза, в них мелькает ужас.
Я тут же спохватываюсь и изображаю улыбку, хотя не уверен, что этот оскал все еще может за нее сойти.
Быстро сажусь напротив и не даю девахе прийти в себя:
— Вопрос жизни и смерти, ответь на него, пожалуйста… — Получается слишком уверенно — «девственнику» такое не под силу, ну и пофиг. Я пытаюсь припомнить все, чему научился на уроках актерского мастерства в гимназии — выдаю заинтересованность, смущение, восхищение и с придыханием произношу: — Как тебя зовут и с какого ты курса?
— Регина… — Моргнув, она внезапно включается, чавкает жвачкой и подается вперед: — С первого, с «Гостиничного дела». А тебя как зовут, красавчик?
Меня до зубовного скрежета раздражают ее манеры: развязность и наглая покровительственная ухмылка, от злости сводит скулы.
Волком смотрю прямо в ее глаза и вдруг понимаю, что она вот-вот отведет взгляд.
Удовлетворенно выдохнув, продолжаю напирать:
— Святослав. — Я снова улыбаюсь, на сей раз «застенчиво». — И… Еще вопрос. Чем занимаешься завтра?
На ее щеках проступают красные пятна.
— Ничем! — с готовностью заявляет деваха, заправляя за уши патлы. — Есть предложения?
Над грязным столиком напряженно гудят лампы, я еле сдерживаюсь, чтобы не послать ее далеко и надолго, но замечаю, что она ковыряет
Девочка повелась и не может поверить своему счастью — нервничает, боится спугнуть тупую добычу, по счастливой случайности приплывшую прямо в руки.
У меня нет денег, чтобы сводить ее в кино или клуб, но она примет любое предложение — из-за гребаного спора ей просто некуда деваться.
«Это ты — тупая добыча», — усмехаюсь я мысленно и продолжаю импровизировать:
— Давай познакомимся поближе. Погуляем? Тут красиво. В смысле… не тут, но я знаю где.
— Давай! — Ее щеки становятся пунцовыми. — Завтра после четвертой пары встретимся у курилки, хорошо? Ты не подумай, просто я не местная… У меня здесь нет друзей, и я буду рада, если ты покажешь мне город. — Пару секунд она кажется совершенно искренней, но тут же напрягается — к столику приближаются три девчонки с подносами.
Улучив момент, накрываю ладонью ее холодную руку и снова пристально заглядываю в глаза. Я прекрасно осознаю, что «папина радость» поплыла — часто моргает, всхлипывает, поверхностно дышит и вот-вот лишится сознания.
Достаю из кармана ручку и, осторожно обхватив ее запястье, пишу на нем свой номер.
— Вот. Сделай мне дозвон, ок? Я пойду. До завтра! — Я подмигиваю, встаю и почти бегом покидаю буфет.
***
В курилке многолюдно — зомби-студенты греют на солнышке сутулые спины, общаются на не слишком высокие темы и натужно гогочут. Останавливаюсь в метре от досок — создаю видимость, что чилю вместе со всеми, но нахожусь все же далековато, так что никто не лезет в мою зону комфорта.
Распечатываю новую пачку, щелкаю зажигалкой, затягиваюсь полной грудью и выдыхаю дым.
И чувствую облегчение: игра началась, теперь мне тоже некуда отступать.
Я знаю, что делаю.
Папаша больше не будет безмятежно счастливым, потому что с помощью дурочки я подкину ему проблем.
Бросаю бычок под ноги и давлю подошвой ботинка, нахожу в рюкзаке цветную фотографию, еще с утра красовавшуюся на стенде, комкаю и точным броском отправляю в дымящуюся урну.
***
Шумят кулеры пожилых системников, одногруппники старательно записывают в тетрадки задания и ломают над ними головы — на занятиях уныло.
Я давно разделался с решением и отдыхаю — развалившись, втыкаю в окно на разгорающийся сентябрь, разбавленное тоской небо, белые облака, уносящие разум к несбыточным мечтам.
Руки сами тянутся к смартфону — прячу его под партой и захожу на страницу моей бывшей. Вчера она была на перформансе заезжих французских художников в каком-то заброшенном здании на окраине столицы — взгляд сияет неподдельным восторгом, на талии лежит рука богатенького слащавого парня…