Выше времени
Шрифт:
Библиотекарь едва не завизжала опять.
— Нет! Отстаньте от меня! Вы маньяк, наверное! Я сейчас милицию вызову. Или людей на помощь звать буду!
— Никого вы не вызовете и звать не станете — не в ваших это интересах. Но если домой меня пригласить не хотите — давайте в бар зайдем. Кофе выпьем.
— Я кофе не пью. Давление у меня, — отрезала старушка.
— Тогда я вас мороженым угощу!
— Дороговато мне станет твое мороженое за тысячу долларов…
Я начал злиться, понимая всю неуместность этого чувства.
— Поймите — хотел бы я отобрать у вас деньги — вырвал бы пакет и убежал. Мне поговорить
— Фотографии Ленкины купить хочешь? — хитро прищурившись, спросила старуха. — Любовник ее?
— Не любовник. Будем считать, что фотографии получить, и правда, хочу.
— То-то я и смотрю — чудной ты… Если так — пойдем, потолкуем.
Мы спустились в подвальчик на Парковой, где было много свободных столиков. Я заказал ванильное мороженое. И Зинаиде Михайловне, и себе. Любимое мороженое Леночки. Символично.
Впрочем, библиотекаря мой выбор, похоже, не смутил. Пожилая женщина крепко взяла в руки пластиковую ложечку и принялась поглощать ледяное лакомство с удивительной скоростью. Я и моргнуть не успел, как пришлось заказывать вторую порцию.
— Не жаль вам Лену? — спросил я Зинаиду Михайловну.
— Нет, — коротко бросила она.
— Совсем?
— Совсем! Кто меня жалел? Я тебя спрашиваю: кто и когда пожалел меня?
— А когда вас надо было жалеть? — поинтересовался я.
Ответ был мне известен. О Зинаиде Михайловне я узнал многое. В какой-то степени я стал ее частью. Проник в ее сознание. Хоть это было и тяжело. Очень тяжело. Но Дипломатор помог.
Жизнь ее, действительно, не баловала. Но и Зина с ранней молодости не была мягкой и пушистой… А с чего все началось? Сейчас уже трудно сказать. Сломалось ли что-то в ее душе, когда мать заставляла ее нянчить капризного брата, вместо того, чтобы девочка поиграла с куклами и с подругами? Или тогда, когда ее обманул и бросил молодой человек, которого Зина в первый и, может быть, в последний раз в своей жизни полюбила? Или все началось только тогда, когда она холодно и расчетливо увела у знакомой мужа — чтобы бросить его через два года, когда подвернулась лучшая партия? Или когда судьба отняла у нее второго мужа, который боялся попасть под суд из-за хищений и застрелился, чтобы избежать позора? Но благосостояние семьи это не спасло. Часть имущества была конфискована государством, часть отобрала у Зинаиды Михайловны, состоявшей с самоубийцей в гражданском браке, его прежняя жена…
Била жизнь Зину и била сильно. Она не оставалась в долгу.
— Не надо меня жалеть, парень! — зло заявила старуха. — Молодость не вернется, чувства не разгорятся вновь. Ко мне были злы, и я буду зла. Даже не зла — справедлива!
— А если отвечать на зло добром? — спросил я.
— Ты пробовал?
— Пытался…
— Вот и пытайся дальше… А меня не трогай.
— Может быть, вы вернете Лене деньги? Сотрете с «винчестера» ее фотографии, которые она послала вам из лучших чувств? Вы ведь очень ее обидели. Обманули лучшие чувства. А у девушки вся жизнь впереди.
— Потаскуха она. И ничего хорошего не заслуживает, — сверкнула глазами Зинаида Михайловна.
— Я бы мог вам помочь…
— Что ты меня лечишь? На жалость давишь! Будь ты проклят! — на весь подвал закричала старушка.
Меня словно отшвырнуло от нее. Посетители подвала неохотно оглянулись на наш столик, но быстро вернулись к своим занятиям. Подумаешь, мать что-то
— Мне тяжело находиться с вами в контакте, Зинаида Михайловна, — сообщил я. — Проклиная кого-то, вы ломаете ему жизнь. Точнее, не ему, конечно, а себе. Исключаете человека из орбиты своих интересов. Но изменяете этим действием только свою жизнь, свое восприятие мира. Я не смогу удержаться здесь, если вы будете относиться ко мне так враждебно. Наша связь и так слишком слаба.
— Пошел ты к черту, — опять прошипела библиотекарь.
Наш столик вновь качнуло.
— Неужели чужие страдания доставляют вам радость? Зачем вы предали доверившуюся вам Леночку?
— Что ты ко мне прицепился? Чужие страдания не доставляют мне радости. Но они не доставляют мне и горя, — ответила Зинаида Михайловна. — Понимаешь? Почему я должна беспокоиться о ком-то?
— Потому что только настоящая любовь дает нам силы жить. Только в любви радость.
— Мне не надо никаких сил. Я жила так, как считала нужным. И буду жить так же. И деньги я ни тебе, ни Ленке не отдам. Заработала их своими мозгами и своим трудом. Клювом щелкать не надо. Не расслабляйся — будешь жить лучше.
— Вы заработали эти деньги трудом?
— Да, трудом! — вскипела Зинаида Михайловна. — Не то, что эта дармоедка, которая деньги известно за что получает!
— Пусть Лена и не заслужила такой роскошной жизни… Но это ведь не значит, что вы имеете на нее право?
— А ты знаешь, на что я имею право? Можешь судить?
Я отдалялся от Зинаиды Михайловны все сильнее. Проваливался сквозь слои реальности, оставляя в мирах, через которые проходил, слабых, бессильных двойников. Тени своей монады… Нам с Зинаидой Михайловной не хватало места в одном мире. Желания наши взаимоисключались.
— Вы ведь разумная женщина! Изобретательная. С богатой фантазией. Вы можете быть счастливой! — попытался я убедить ее напоследок.
— Я счастлива, пока кто-то не пытается залезть ко мне в карман! — глаза старухи полыхнули злобным огнем.
В голове у меня раздался спокойный голос:
Срежь ветки дубка
Другой разрастется
Всяк занят собой.
Я понял, что это — Дипломатор.
— Снова Ницше? — поинтересовался я.
— Что ты, — даже мысленный голос Дипломатора стал веселым.— «Речи Гримнира», «Старшая Эдда». Что Ницше? Подражатель… Так и отирается где-то по задворкам миров в образе сверхчеловека… Не видит никого вокруг с высоты своего величия. Вот уж ад, так ад…
— Эй, ты что сам с собой разговариваешь? — насторожилась Зинаида Михайловна.
— Вам-то не все равно? — спросил я.
— Сам ты хоть огнем гори, лишь бы на меня искры не полетели, — ответила библиотекарь. — Я опасаюсь. Может, ты взбесился, сейчас в горло мне вцепишься.
— Не беспокойтесь, бабушка, я вас покидаю, — помимо своей воли заявил я. Похоже, моими устами говорил Дипломатор.
— Бабушка? — вскипела Зинаида Михайловна. — Да я тебя едва ли на десять лет старше!
Положим, старше меня она была, как минимум, лет на сорок, но я не стал акцентировать на этом внимания. Не знаю, зачем Дипломатор задел больной для любой женщины вопрос. Может быть, таким образом проявилось его своеобразное чувство юмора.