Выскочка из отморозков
Шрифт:
— Иди почисти ботинки! Куда в таких пыльных приперся? Из свинарника иль пивбара вывалил? А ну отваливай! Приведи себя в порядок!
А через полчаса снова недовольство:
— Рубашку в шкаф повесь! Чего она на стуле ночует? Иль дома таким недоделком жил? Полотенце на вешалку! И расческу не клади на подоконник. Для того у тебя ящик имеется в тумбочке!
Борька вспылил и послал матом дотошного парня. Тот выглянул в коридор:
— Илья! Давай сюда на минутку! — Наябедничал парню о новичке. Вошедший оглядел Бориса с ног до головы
— Ты уже не дома, вникай! Шестерить за тобой никто не станет. А начнешь возникать, мигом в коридор вышвырнем. Придется снимать квартиру. Здесь это дорого и проблемно. И еще: если мы вышибем, другие не возьмут. Такое у нас правило. Жалобы тоже не рассматриваются. Кстати, на следующей неделе сам будешь дежурить. Понял? Порядок в комнатах проверяют офицеры. Чуть что не так, врубят наряд вне очереди, пойдешь туалеты драить или коридоры, а может, двор станешь мести. Короче, перспектива незавидная. Ну а коли наехать на нас захочется, придещь в спортзал вечером. Мы тебя научим общению. В комнате не воспитываем новичков. А там живо забудешь матерщину!
Борька оглядел парней. Рослые, накачанные, они смотрели на него с усмешкой.
— Ну, чего стоишь? Не все переварил? Секи, человече, мы занимаемся последний год. И тебя нам дали на воспитание, чтобы быстрее освоился, прижился. Тебя как зовут?
— Борис…
— Меня — Илья, его Димка, еще Антон есть. Если у тебя мозги не плывут, все будет нормально. А начнешь вылупаться, добра не жди…
Борька понял: в случу чего его могут попросту отсеять из курсантов, и докажи после дома, что не дурак.
Помывшись, переодевшись, он пришел в столовую. Понравилось. Кормили здесь вкусна и сытно. Побывал в парикмахерской, вышел во внутренний двор школы, он оказался огромным.
— Да! Такой за целый день не подметешь, — передернул плечами зябко, пошел искать ребят из своего города, но не нашел, вернулся в комнату.
— Тебя искали. Давай на собеседование беги!
— К кому?
— К завучу. Мужик строгий, но толковый. Его рук никто не миновал. Он твое место в будущей работе определит. Что порекомендует в отношении тебя, то и будет, — сказал Дмитрий.
Борис смутился, попав в кабинет Захарова. Константин Николаевич, оглядев парня, предложил присесть и спросил:
— Какими ветрами к нам? Своей волей или кто–то убедил?
Борька растерялся, ждал любой другой вопрос, но не этот. И ответил:
— Вообще хотел в Суворовское податься, но там только сирот берут. А у меня оба отца и мать живы.
— Как это два отца? — не понял полковник.
— Родной и отчим!
— Вот оно что! Кто ж из них к нам надоумил?
— Отчим убедил. И участковый…
— Участковый? Часто с ним общался?
— Случалось. Пока пацаном был, помучился он со мной. Не было недели, чтоб не навещал. Так и думал, пока вырасту, уши заячьими станут. Все время меня за них домой притаскивал.
— А за что, если не секрет?
— За курево, я рано курить стал, жрать хотелось,
— Борь, скажи, воровал?
— Нет! Хулиганил. Хотя у соседки сметану из кувшина сожрал несколько раз. А у другого — груши с дерева обтряс.
Но это давно, в детстве. Ну еще с девкой меня припутал. В мужики я торопился. Участковый помешал.
Константин Николаевич рассмеялся от души:
— Выходит, помешал участковый в мужики пробиться раньше времени? Ну а почему именно к нам надоумил поступать?
— Надоел я ему, решил спихнуть хоть куда.
— Э–э нет, если б отделаться вздумал, нашел бы тебе другое место. Это уж точно.
Понемногу разговорились. Борька рассказал о Беркуте, ресторане, наркоманах.
Захаров, слушая, хмурился.
— Хороший у вас участковый. Душевный человек, он спрятал тебя от расправы, заодно не позволил транжирить понапрасну время, — заметил полковник и спросил Борьку о друзьях. С кем дружил, за что уважал, часто ли дрался с мальчишками, бил ли девчонок? Уважал ли обслугу ресторана Беркута? Как срабатывался с людьми, для чего копил деньги? Помогал ли своим друзьям, выручал ли кого?
— Чем особо помогу? Вот только Витьку жалко. Отец у него совсем гад! Попросил своих, чтобы пускали в мою комнату переночевать, особо зимой, чтоб не замерз насмерть. Обещали… А бабку уговорил, чтоб Варю с Машкой подкармливали хоть иногда. Они двойняшки, но мать — бомжиха. Бросила своих девок и за хахалем на помойку ушла.
— Девчонкам сколько лет?
— Семь и десять. Я их читать учил. Мать они не пустят. Она, когда с похмелья, девок за пол–литра кавказцам продаст. Вот и прятал их от беды у себя на чердаке. А перед отъездом купил им куклу — одну на двоих. Ох и радовались девки, до визга. А мне тепло, память о себе оставил. Я перед отъездом всех их помирил и подружил меж собой. Вместе легче и веселее хоть где.
Борис рассказывал, как мирился он с соседями уже почти перед отъездом. Захаров внимательно слушал, а в конце разговора сказал задумчиво:
— Хороший участковый из тебя выйдет. Хотя… Практика покажет большее. Главное, не теряй сердца к людям. Сам знаешь, как относятся к нашей работе, а главное, к нам самим, обыватели. Нарвутся на негодяя и по нему обо всех судят, огульно позорят. А разве не обидно? Нас, даже когда спасаем жизни, зовут легавыми. — Усмехнулся грустно. — Да вон вчера возвращался с работы. Через парк пошел, так ближе. Увидел, как трое мальчишек на одного налетели. Тот худой до прозрачного. Отнял я его, отряхнул, отпустил, А он отскочил к кусту на два шага и орет: «Зачем, легавый гад, влез в наши дела, сами разобрались бы! Черт тебя поднес!» — Вздохнул Захаров грустно и добавил: — Эти трое убить его могли, ведь палками били. И вот тогда меня ругал бы весь город, мол, почему видел и не вступился? Какой от вас толк?