Высокие ставки

Фрэнсис Дик

Он не спросил, почему я это делаю.

* * *

Когда я вышел из весовой, ни Джоди, ни репортеров на прежнем месте уже не было. Зрители торопились к трибунам, смотреть главную скачку дня, и даже распорядители, с которыми я только что имел дело, поспешно направились туда же.

Мне не хотелось смотреть скачку. Я решил вместо этого сходить к ипподромной конюшне и сказать сторожу, чтобы он ни в коем случае не позволял уводить Энерджайза. Но, поскольку сторож сидел у конюшни в основном для того, чтобы не пускать внутрь

всяких подозрительных чужаков, а не затем, чтобы мешать кому-то выводить оттуда лошадей, я не был уверен, что от него будет какая-то польза, даже если он и согласится помочь.

Сторож сидел у себя в будке. Человек средних лет, крепкий, коренастый, в темно-синей форме с медными пуговицами. На стенах висели какие-то списки, приколотые к специальным дощечкам, электрокамин вел безнадежную битву с декабрьским холодом.

— Извините, — сказал я, — я хотел бы узнать насчет лошади...

— Сюда нельзя! — перебил сторож начальственным тоном. — Владельцам без тренеров входить не положено!

— Я знаю, — сказал я. — Я просто хотел предупредить, чтобы мою лошадь не увозили.

— Это какую?

Ему явно нравилось перебивать и одергивать, как и многим людям, наделенным мелкой властью. Он принялся дышать на замерзшие руки, глядя на меня без малейшей любезности.

— Энерджайза, — ответил я.

Он поджал губы и задумался, стоит ли отвечать. Видимо, никаких причин не отвечать не было, кроме врожденного нежелания кому-то помогать, потому что в конце концов он неохотно ответил:

— Это черный такой, которого Лидс тренирует?

— Да.

— Так его уже увезли, — сказал сторож.

— Увезли?!

— Ну да. Конюх его увел, пару минут тому назад. — Он дернул головой в сторону дорожки, ведущей к стоянке фургонов для перевозки лошадей. — И Лидс с ним был. Я так думаю, что они уже уехали.

Эта мысль его, похоже, порадовала, потому что он улыбнулся.

Я оставил его с его кислым удовлетворением и бегом помчался по дорожке. Она вела через кусты и выходила на засыпанную гравием площадку, где как попало стояли десятки фургонов.

Фургон Джоди был бежевый, с алыми полосами по бокам. И он уже сдвинулся со своего места и разворачивался, чтобы проехать к воротам.

Я осторожно положил на землю свой бинокль и припустился бегом. Пробежал первый ряд машин, выскочил в проход и увидел, что фургон Джоди уже почти развернулся ярдах в тридцати от меня и едет прямо в мою сторону.

Я встал у него на пути и замахал руками, приказывая шоферу остановиться.

Шофер меня знал достаточно хорошо. Звали его Энди-Фред. Он регулярно возил моих лошадей. Я видел его лицо, напряженное и испуганное. Он принялся лихорадочно жать на гудок.

Я не обратил внимания на гудки, уверенный, что он остановится. По одну сторону от нас был высокий деревянный забор, а по другую — ряды фургонов. Через пару секунд я понял, что Энди-Фред, видимо, забыл, для чего существуют тормоза, и мне пришло в голову, что, возможно, Энерджайза увезут не через труп Джоди, а через

мой собственный.

И все же я не двинулся с места, скованный не столько страхом, сколько яростью.

Слава богу, у Энди-Фреда нервы не выдержали первыми, но в самое последнее мгновение. Он крутанул баранку, когда массивная решетка радиатора была уже футах в шести от моей груди и рев дизеля громом гремел у меня в ушах.

Тормозить было поздно. Свернув, он врезался прямо в кабину одного из фургонов. Раздался визг тормозов, скрежет металла, и дверцы кабин обоих фургонов сцепились намертво. Во все стороны полетели бритвенно-острые осколки стекла. Мотор захлебнулся и заглох.

Бампер фургона Джоди меня миновал, но гладкое крыло все же зацепило меня, когда я запоздало отскочил. Я отлетел в сторону, врезался в забор и некоторое время лежал, переводя дух.

Энди-Фред, живой и невредимый, выскочил из непострадавшей дверцы своей кабины и бросился ко мне со смешанным чувством страха, ярости и облегчения.

— Ты, блин, соображаешь, что ты делаешь? — заорал он.

— Почему... — с трудом выдавил я, — почему ты не остановился?

Похоже, он меня не услышал. Во всяком случае, не ответил. Вместо этого он обернулся навстречу разъяренному Джоди, который мчался к нам вдоль фургонов, с той же стороны, откуда появился я.

Когда Джоди увидел разбитую машину, его буквально затрясло, и он принялся поливать Энди-Фреда руганью.

— Недоумок! — вопил он. — Мать твою так...

— А чего мне было делать? — орал в ответ шоферюга. — Он у меня прямо на дороге стоял!

— Я ж тебе сказал, чтоб ты не останавливался!

— Я бы его задавил!

— Не задавил бы!

— А я те говорю, задавил бы! Он стоял прямо на дороге! Стоял, и все!

— Если бы ты не остановился, он бы отскочил! Недоумок! Идиот! Ты только погляди, что ты натворил, мать твою...

Они кричали на всю стоянку. Издалека доносился усиленный репродукторами голос комментатора, рассказывающего о ходе стипль-чеза. За забором, на Гилдфордском шоссе, ведущем в Лондон, гудели машины. Я неловко поднялся с холодного гравия и прислонился к некрашеному забору.

Я ничего себе не сломал. Дыхание постепенно восстанавливалось. Единственный ущерб — это что с моего пальто оторвались все пуговицы. На том месте, где они были пришиты, красовался ряд прямоугольных дырочек — пуговицы отлетели с мясом. Я поглядел на них — и понял, что мне сильно повезло.

Энди-Фред во всю глотку объяснял Джоди, что он, Энди-Фред, не собирается никого убивать, чтобы угодить ему, Джоди.

— Ты уволен! — проорал Джоди.

— Ну и ладно!

Энди-Фред шагнул назад, посмотрел на помятый фургон, взглянул на меня, потом на Джоди, придвинулся поближе к нему и снова рявкнул:

— Ну и ладно!

И, не оглядываясь, ушел в сторону конюшен. Теперь внимание и ярость Джоди резко переключились на меня. Он решительно шагнул в мою сторону и завопил:

— Я на тебя за это в суд подам!