Высокое напряжение
Шрифт:
На очередном совещании руководство рекомендовало побыстрее прояснить эту часть следствия. Хаиткулы упрекнули в задержке расследования, хотя он с этим и не согласился, доказывая, что расследование медленно, но верно движется вперед, что показания Бердыевой лишь одно из звеньев в длинной цепи всего следствия.
Оставшись один после этого совещания, Хаиткулы снова мысленно перебрал все факты, связанные с этой женщиной. Если во дворе твоего дома машина наезжает на человека и ты об этом знаешь, можно ли остаться безучастным? Что, скажем, в таком случае сделала бы Марал? Правда, это несколько другая ситуация: Марал
Критические замечания, сделанные на последнем совещании, оставили неприятный осадок. Хаиткулы перебирал все сказанное, находил новые аргументы в свою пользу… Но кого он сейчас убеждал? Только самого себя. Он вздохнул и снял трубку, набрал номер и тому, кто подошел к телефону, сказал сердечно, но с грустью:
— Марал Мовлямбердыева, я люблю вас от всего сердца. Нет… больше ничего не хочу сказать, только это.
Марал ответила:
— Вы опоздали, надо было раньше сказать. Слишком долго вы держали эти слова в себе. За давностью срока они не могут быть приняты к сведению!
Она весело рассмеялась, а Хаиткулы улыбнулся.
Марал рада была этому звонку, но ей взгрустнулось после него. Она любила, когда Хаиткулы говорил ей такие слова, однако в последнее время они стали не только радовать ее, но и тревожить.
Почему после этих звонков, когда он изливал душу, заставлял жену ликовать, почему вечером, дома, он был подавлен, молчалив? И Марал поняла, что, когда ему плохо, когда дела не клеятся, Хаиткулы звонит ей, говорит эти слова. Ему нужно услышать ее смех, почувствовать ее поддержку.
Марал стала бояться этих его слов, они были вестниками неблагополучия в работе Хаиткулы.
Если бы он догадался, что эти звонки уже не в радость его жене, если бы знал, как мучительно теперь она думает после них: «Ну что там могло еще стрястись?» — он перестал бы звонить. Но Марал не могла ему сказать об этом. Она стала еще заботливей, еще внимательней к мужу. Когда он возвращался домой и она видела, что ему не по себе, то встречала его так, будто он отсутствовал целый месяц. Старалась казаться веселее, чем обычно, была предупредительной во всем, ласковой и покорной. Когда время тревог проходило, Хаиткулы становился совсем другим — простым и веселым. Но у Марал тогда уже не было сил вторить ему. Долго сдерживаемые чувства прорывались наружу, тайком от мужа слезами облегчала душу…
Талхат вошел к нему неожиданно, и Хаиткулы вздрогнул, сердито взглянул на него: не любил, когда его сотрудники суетились попусту. У Талхата и был сейчас суетливый вид. Однако и строгий взгляд Хаиткулы его не остановил:
— Шел, шел и вернулся! По-моему, мы допустили ошибку!
— Какую еще ошибку?
— С Бердыевой, о которой сегодня говорили на совещании.
— И ты тоже? Ну, пили, пили…
— Никто не пилит! Послушай, в чем ошибка! Отпечатки пальцев проверяли? Проверяли. У кого? У всех, кого подозревали… А у одного человека не проверили?.. Ошибка!
— У кого же?
— У ее мужа, который сидит в колонии… Скажешь — чушь? Но колония-то близко, мало ли что…
Хаиткулы хотел сказать: «Чушь!» — но передумал,
— Принеси дело ее мужа, но говорю тебе откровенно: такая гениальная гипотеза могла прийти в голову только капитану Хасянову.
Талхат принес объемистую папку — дело Мамедмурада Бердыева, почти четыре года назад осужденного на пять лет. Хаиткулы полистал папку, попросил Талхата немедленно отнести снимок с отпечатками пальцев криминалисту. Талхат бегом выбежал из кабинета, минут через десять вернулся бегом.
— Он самый, товарищ майор! Он!
— Что за чертовщина, Талхат! Собирайся, едем в Энск.
ЭНСК
Начальник колонии, выслушав Хаиткулы, чуть не свалился со стула. Нажал кнопку — как из-под земли вырос дежурный.
— Я вас жду, где вы ходите?
Дежурный подумал про себя: «Что с ним? Из-за гнева на Али мстит Ахмеду. Какая муха укусила?» Он стоял и ждал распоряжений, но начальник колонии смотрел не на него, а на двух незнакомых милиционеров.
— Честное слово, вы меня обидели, товарищи. Вы, наверное, думаете, у нас здесь отара пасется, заключенные по своему желанию могут ездить домой когда им захочется. Это сущая ерунда!
Старший лейтенант, вызванный для разъяснений, побелел как мел. Да, в тот вечер он дежурил. Да, кое-что произошло… Позвонили из дому: «Быстрей приезжай, мать при смерти!» Дежурного шофера на месте не было, а Бердыев работает тоже шофером, на легковой…
— Успели к матери? Простились?
— Успел, товарищ капитан. Благословила, как говорится.
— Бердыева одного оставляли?
— Оставлял. Обещал, что ничего плохого не сделает. Мы и вернулись вечером вместе. Пока я у постели матери был, может, он отлучался к жене, она рядом живет. На час, не больше. Но разрешения не спрашивал.
Талхат спросил:
— Бердыев курящий?
Перепуганный старший лейтенант почти лишился речи, молчал. Начальник лагеря ответил за него:
— За час пачку может выкурить.
Виновник происшествия, не спросив разрешения своего начальника, вдруг повернулся и вышел из кабинета, а тот остался в растерянности — с одной стороны, надо сразу же заняться проступком старшего лейтенанта, с другой стороны, именно тот помог сейчас следствию. Он ходил из угла в угол по кабинету, и было видно, что все случившееся он воспринял как личное оскорбление. Хаиткулы его понимал — перед ним был исполнительный служака, преданный делу и ненавидящий малейшее нарушение устава или инструкции. Хаиткулы представлял, как нелегок был путь капитана по служебной лестнице вверх, как боялся он ошибок. Он с сочувствием смотрел на него.
Начальник снова вызвал дежурного:
— Привести Бердыева!
Мамедмурад Бердыев оказался актером средней руки. Он хитрил, выкручивался, ничего прямо не говорил. Глаза его перебегали от одного присутствующего к другому: перед кем заискивать? На вопрос, был ли дома в тот вечер, ответил возмущенно:
— Клевета, гражданин капитан! Клевета на честного человека! Я второй год хожу в вечернюю школу, на аккордеоне играть научился, в самодеятельности выступаю. Скоро кончится срок, начну нормальную жизнь, как все. Не вешайте на меня собак. Я здесь сначала в цехе работал, хорошо работал. Легковую машину мне доверили? Доверили! Самого гражданина капитана вожу!