Высокое напряжение
Шрифт:
— Товарищ полковник, вас «Копетдаг» вызывает.
— Первый слушает.
— Товарищ первый, говорит «Копетдаг». По приказу второго возвращаемся из Аннау. Ничего нового. Сейчас завернем к предгорьям. Если там ничего не найдем, разрешите снова побывать в таксопарках?
— Разрешаю!
«Копетдаг» — это был Хаиткулы, сидевший в одном из милицейских «газиков». Он сидел впереди, рядом с шофером, потому что его звание было выше звания капитана — руководителя опергруппы. Капитан, он же второй, и попросил Хаиткулы
Разбитую «Волгу» они увидели еще с шоссе. Несмотря на падение с высоты, фары у нее не погасли. Разделились — одни спустились в овраг к машине, другие отправились туда, откуда «Волга» начала падение. Услышали голос, звавший о помощи: «Эй, люди, помогите, я здесь». Хаиткулы подбежал первым. Шофер остался лежать в том положении, в каком его оставили бандиты, — на спине. Хаиткулы развязал ему руки, пытался помочь ему встать на ноги, но они не слушались его, сам он весь дрожал. Язык с трудом ворочался во рту. Хаиткулы вместе с капитаном подсадили его в «газик». Шофер долго не мог прийти в себя.
Капитан по рации вызвал дежурного кинолога с овчаркой, а Хаиткулы начал задавать шоферу вопросы.
— Почему же вы не пытались уйти отсюда?
— Испугался темноты, видите, какие здесь крутые откосы.
— Если бы мы не приехали, так и остались бы лежать?
Хаиткулы возмущала беспомощность этого человека, его пассивность.
— А что было делать?
Хаиткулы лег на землю, показал, как может ползком передвигаться человек, у которого связаны руки и ноги.
— Когда вот так двигаетесь, даже очень медленно, повязки постепенно ослабевают. Надо было ползти к шоссе, там вас могли бы увидеть из проходящих машин.
— Откуда я знал. Раньше никогда не приходилось попадать в такой переплет.
— К утру вы замерзли бы… Ну ладно. Начнем с того момента, как они сели к вам в машину.
Шофер поведал обо всем, что произошло.
— Один был высокий, а другой — старик, страдающий от кашля?
— Вах, еще как кашлял! Я думал, у него кишки вывалятся наружу…
— Высокий чем-нибудь особенным выделялся?
— Бровей почти нет, похож на этого… на Пантамаса. Глаза так и сверлят. Как посмотрел на меня, так все силы ушли.
— Какие вещи при них были?
— Высокий нес сетку с хлебом… Как будто в Ашхабаде нет хлеба.
— Точно помните, что это был хлеб? А может, чурек, выпеченный в тамдыре?
— Собственными глазами видел у высокого две буханки хлеба в сетке. Да… забыл сказать — буханки были завернуты в полиэтиленовые пленки…
— О чем они говорили между собой?
— Молчали, как будто языки отнялись. Старый дорогу показывал, а высокий ни слова.
— Кушаки, которыми они вас связали, чьи?
— Их.
— Старик курил?
— Курил.
— Куда они потом пошли? Вместе или врозь?
— Не видел, я же лежал. Пошли оба в ту сторону, откуда
Приехал милиционер с собакой. Она уверенно довела их до города, потом след затерялся среди многих других. Ночной поиск, таким образом, закончился безрезультатно.
Наутро Хаиткулы первым делом позвонил из управления в Чарджоу своему начальнику. Объяснил причину задержки в Ашхабаде, описал ситуацию и попросил подполковника Джуманазарова узнать все о Саране и о муже убитой шестнадцать лет назад женщины.
Участковые Ашхабада в это время получили приказ обойти все дома и квартиры своих участков и обращать внимание на всех подозрительных. Хаиткулы предложил Ашхабадскому угрозыску обратиться по телевидению к гражданам города с просьбой оказать содействие в поимке рецидивистов. Предложение было принято. Днем и дважды вечером телевидение передало это обращение. Сообщались приметы преступников.
Обе девицы, Сахрагуль и Дженнетгуль, тоже слышали эти сообщения. Обе чуть со страха не умерли, когда узнали, что натворили их дружки. Сахрагуль подумала, не пойти ли в милицию, это им потом зачтут… «Вот и начнем новую жизнь. Кто мог подумать, что они не только „промышляют“, но и кое-чем похуже занимаются? Откуда приехали гости? Куда потом поедут? Есть ли у них родные? Однажды спросила об этом, но они тут же заткнули рот: „Ешь фрукты, но не спрашивай, где их сорвали“. — „Три года едим, а все еще не знаем, в каком саду растут эти фрукты. Посадят за решетку как сообщниц. Ох, скажешь — посадят, не скажешь — тоже посадят… И все же надо сходить“».
Она действительно собралась было в путь, чтобы привести участкового, как вдруг в калитку постучали. Стучали настойчиво.
Сахрагуль выбежала во двор, открыла калитку. Перед ней стоял сам участковый. Козырнув, сказал:
— Соседи жалуются, что опять приводите к себе посторонних. Позавчера ночью устроили веселье…
Дженнетгуль тоже вышла на стук, хотела что-то сказать, но Сахрагуль остановила ее и не дала больше рта открыть милиционеру. Затараторила:
— Вы — человек не семейный, как и мы, а нам не сочувствуете. Разве не страдаете от своей одинокой жизни? Были бы у нас мужья, все было бы по-другому… Людям мало, что мы такие несчастные, они еще осуждают. Никого у нас не было… Болтают… Позорят невинных…
Слезы потекли у нее из глаз, Дженнетгуль готова была присоединиться к ней… Милиционер был жалостливым человеком и больше всего на свете боялся женских слез.
Услышав стук, Старик и Длинный замерли, они в это время подсчитывали деньги, которые им передала Сахрагуль за предыдущую партию «товара» Если бы участковый вошел в этот момент, похоже, он мог бы взять их голыми руками — оба буквально оцепенели от неожиданности. Они не помышляли о бегстве, потому что деньги тогда остались бы здесь.