Высота
Шрифт:
— Потеря небольшая, Александр Дмитриевич, проживем и с нашим родным русским, — заметил член Военного совета.
— Та я ж не русский, я ж хохол.
— А это, как говорят у нас в деревне, что в лоб, что по лбу.
На шутку члена Военного совета генерал хотел что-то ответить, но в это время в отсек нерешительно, один за другим, вошли сразу четыре человека. Вместе с лейтенантом Казариновым были ефрейтор Иванников, сержант Вакуленко и боец Богров.
— Товарищ генерал, группа захвата прибыла по вашему приказанию! — доложил Казаринов и, сделав
Генерал выпрямился, подобрался и, тоже приняв стойку «смирно», твердо произнес:
— За выполнение боевого задания от имени командования армии и от себя лично всем участвующим в захвате «языка» объявляю благодарность!
Четырехголосое «Служу Советскому Союзу!» в приземистом блиндаже под тройным накатом и земляной насыпью в рост человека прозвучало хоть и глухо, но внушительно.
— Вольно!.. — врастяжку произнес генерал. — А как те двое, что угодили в госпиталь?
— Ранения легкие, товарищ генерал, думаю, недели через две вернутся в строй, — пояснил Казаринов.
— Все шестеро будете представлены к награде.
Сразу же, после того как бойцы караульной роты увели пленного, командарм вспомнил, что он должен обязательно, ни на минуту не откладывая, сообщить Казаринову, что несколько часов назад его дед, академик Казаринов, выступал перед бойцами и командирами 113-го стрелкового полка и что дед уже, наверное, ждет его, как они и условились в Можайске, на командном пункте комдива Полосухина.
Открытая, широкая улыбка командарма смутила Казаринова, он даже вытянулся в ожидании того, что, как ему показалось, собирается сказать ему генерал.
— А для вас, лейтенант, у меня сюрприз.
— Слушаю вас, товарищ генерал!
— На командном пункте… — генерал взглянул на часы, — по моим расчетам, вас уже ждет дед, академик Дмитрий Александрович Казаринов. Он сегодня, как мне сообщили, на митинге в Можайске перед бойцами и командирами 113-го полка выступил с такой речью, после которой можно смело идти в рукопашный бой. — Видя, как сразу изменилось и вытянулось лицо Казаринова, генерал решил смягчить волнение лейтенанта: — Ваш дед — орел!.. Так что оставляйте за себя кого-нибудь и сейчас же на штабной машине — на КП комдива. Не томите деда в ожидании. — Повернувшись к члену Военного совета, попросил: — Петр Федорович, распорядитесь насчет машины.
Все время, пока командарм разговаривал с разведчиками, взгляд его нет-нет да и останавливался на Иванникове. Словно чем-то притягивало, о чем-то напоминало и будило память это усыпанное бледными веснушками лицо с большими серыми глазами и резко очерченным волевым ртом. И вдруг что-то ворохнуло память генерала.
— Послушай, ефрейтор, а ведь твое лицо мне знакомо! Где-то мы с тобой встречались. Тебе не кажется?
— Так точно, товарищ генерал, встречались и вместе воевали!
— Уж не воевал ли ты в артполку Горяинова?
— Так точно, товарищ генерал, в артполку Горяинова!
— Ведь это ты со своим расчетом в бою под Даугавпилсом подбил шесть танков?
— Было
— Постой… Постой… — Командарм, болезненно морщась и потирая лоб, что-то усиленно пытался вспомнить. — Иваненко… Иванов… Ивашкин… — И, высоко подняв голову, гневно сказал: — Ну, помоги же!
— Ефрейтор Иванников, товарищ генерал!..
— Совершенно верно, Иванников, вспомнил… А ну, расстегни телогрейку!..
Дождавшись, когда смутившийся Иванников распухшими, в ссадинах пальцами расстегнул телогрейку, генерал подошел к нему и не увидел на груди награды.
— А где орден Красного Знамени, к которому я тебя представил? Ведь реляция о твоем награждении была подписана командующим армией!
— Не могу знать, товарищ генерал! Наверное, мой орден еще отливают на Монетном дворе в Москве!
Ответ ефрейтора командующего огорчил. Это было видно по его лицу.
— Да… — тяжело вздохнул генерал, — к сожалению, при отступлении много штабных документов погибло… До Москвы не дошли. А некоторые попали в руки врага. — Командарм положил на плечо Иванникова руку: — Но ничего, Иванников, не горюй, война завтра еще не кончится. Все будет: будут ордена, будет и… кое-что похуже. Может быть, разыщем и твой орден за шесть подбитых танков под Даугавпилсом.
— Неплохо бы отыскать, товарищ генерал!.. — громко произнес Иванников.
Вошедший адъютант, поеживаясь от ночного морозца, доложил:
— Машина для лейтенанта Казаринова у поста номер один.
На прощание командарм тоном отцовского напутствия наказал, обращаясь к Казаринову:
— Не огорчай деда разговорами о предстоящих тяжелых боях. Ведь ты у него один на целом свете. У нас с ним был душевный разговор. Хватит ему одного удара, который он пережил, когда тебе было три года.
— Какой удар? — Казаринов не понял, о чем хотел сказать генерал.
— Ты разве не знаешь, что твой отец в гражданскую войну командовал 113-м стрелковым полком, который сейчас занимает позиции на Бородинском поле?! Только тогда этот полк назывался Петроградским.
— Мой отец?! Командовал 113-м стрелковым полком?! — В расширенных глазах Казаринова металась тревога.
— Да, твой отец командовал Петроградским, теперь он стал 113-м стрелковым полком, и погиб на льду Финского залива при штурме Кронштадтской крепости. Разве ты об этом не знал?
— Я знал о его гибели… — Губы Казаринова дрожали. — А то, что этот полк — теперь наш полк, 113-й, я не знал.
— Дед твой тоже об этом узнал только сегодня. Как и ты, он был глубоко растроган. Итак, торопись, лейтенант, штабная машина ждет тебя у первого поста. — Генерал и член Военного совета крепко пожали Казаринову руку, и тот, откозыряв, покинул отсек командарма.
— Ну а вы… — генерал обратился сразу к трем разведчикам, — вы, орлы, отдыхайте. Вы заслужили за сегодняшнюю ночь по двойной законной фронтовой норме. В болоте-то, в октябре, да еще в такую стужу, чего доброго, можно и легкий насморк схватить.